– Ах, ах! – сокрушённо молвил судья. – Такой цветок стоит большего.

– За тысячу экю я его прощу, потому как смогу жить, не занимаясь стиркой.

– У того, кто тебя ограбил, много денег? – спросил судья.

– А как же!

– Значит, он дорого заплатит. А о ком речь?

– О господине дю Фу.

– Это меняет дело…

– И правосудие?

– Я сказал, дело, а не правосудие, – возразил судья. – Я должен знать, как всё произошло.

Красавица простодушно поведала о том, как раскладывала манжеты молодого господина в его гардеробной, как он полез ей под юбку, а она сказала: «Кончайте, господин!»

– Всё ясно, – произнёс судья. – Твои слова дали ему понять, что ты дозволяешь ему кончить. Ха-ха!

Красавица на это сказала, что она защищалась и отбивалась, кричала и плакала, а значит, это было насилие.

– Нет, это приёмчики, используемые девицами, кои стремятся подстрекнуть да разжечь.

В конце концов Портильонка призналась, что её против воли схватили и бросили на кровать, но, как она ни билась, ни кричала, никто не поспешил ей на помощь, силы оставили её, и она сдалась.

– Так, так! – промолвил судья. – Ты получила удовольствие.

– Нет. И ущерб, мне причинённый, может возместить только тысяча экю.

– Милочка, я не принимаю твою жалобу, потому как полагаю, что неможно взять девицу без её на то согласия.

– Ах! Господин, – снова заплакала прачка, – спросите вашу служанку, послушайте, что она на это скажет.

Служанка заявила, что бывает насилие приятное и насилие весьма скверное, что, раз Портильонка не получила ни удовольствия, ни денег, ей обязаны дать или первое, или второе. Сие мудрое замечание повергло судью в великую задумчивость.

– Жаклин! – сказал он. – Я хочу покончить с этим делом до ужина. Принеси мне иглу с красной ниткой, которой я сшиваю мои папки с делами.