Жаклин вернулась, держа в руках толстую иглу и толстую красную нить, которой пользуются все судейские. Засим она застыла в ожидании, так же как и красотка. Обеих их взволновали и встревожили сии таинственные приготовления.
– Милочка, – сказал судья, – я буду держать это шило, заметь, с довольно большим отверстием, и потому продеть в него нитку тебе не составит труда. Проденешь, я возьмусь за твоё дело и заставлю монсеньора пойти на компромисс.
– Как же это? – возмутилась она. – Нет, я не согласна, он и так уже меня скомпромиссировал дальше некуда.
– Это слово у судей означает «пойти на соглашение».
– То есть, по-вашему, это что-то вроде сговора?
– Милочка, насилие явно прибавило тебе ума. Так ты готова?
– Готова.
Хитрый судья, подставив отверстие шила, начал играть с бедняжкой: как только она хотела продеть в отверстие нитку, кончик которой она скрутила, дабы нитка держалась прямо, судья лишь чуть-чуть сдвигал шило, и девушка никак не попадала ниткой в отверстие. Тут до неё стало доходить, что задумал судья. Она намочила кончик нитки, распрямила его и сделала ещё одну попытку. Судья принялся дёргать, крутить и вертеть иглу, уворачиваясь, точно пугливая девственница. Проклятая нить не попадала куда следует. Как Портильонка ни старалась, всё было напрасно. Нитка никак не могла исполнить свой супружеский долг, шило оставалось девственным, и служанка захохотала, объявив, что Портильонке брать силой удаётся куда хуже, чем силе уступать. Засим и сам судья рассмеялся, а красавица Портильонка зарыдала, оплакивая свои денежки.
– Если вы не замрёте, – потеряв терпение, воскликнула она, – и будете всё время дёргаться, я никогда не попаду в эту дырку.
– Вот, дочь моя, если бы ты вела себя так же, монсеньор не смог бы тебя одолеть. К тому же подумай, как на самом деле легко продеть нитку и как трудно то, чего добивался господин, которого ты требуешь привлечь к ответу.
Красотка, уверявшая, что её приневолили, задумалась, а потом решила, что непременно надо доказать судье, что она не врёт, ибо на кону стоит честь всех бедных девушек.
– Господин судья, – сказала она наконец, – чтобы всё было по правде и справедливости, я должна делать так, как делал монсеньор. Коли довольно было бы лишь изворачиваться, я бы доднесь вертелась, но он меня перехитрил.
– Что ж, посмотрим, – согласился судья.
Портильонка взяла нитку и натёрла её восковой свечкой, дабы она стала прямой и твёрдой. Засим, крепко зажав нить, она стала тыкать в шило, которое держал судья, двигая ниткой то в одну сторону, то в другую. При этом красотка шутила, не умолкая: