Сия история доказывает со всей очевидностью, что силой и настойчивостью можно добиться справедливости.
Почему Фортуна женского рода
Почему Фортуна женского рода
Однажды, в те стародавние времена, когда странствующие рыцари любезно предлагали друг другу помощь и поддержку, на Сицилии, которая, коли вы не знаете, есть в прошлом знаменитый остров на краю Средиземного моря, один рыцарь повстречал посреди леса другого рыцаря, по облику своему похожего на француза. По всей видимости, оного француза ограбили, ибо шёл он пешком, без конюха, без слуги и одет был в такие лохмотья, что, если бы не горделивость осанки, его можно было бы принять за простолюдина. Скорее всего, конь его сдох от голода и истощения, не дождавшись высадки на сицилийском берегу, куда стремился сей иноземец в поисках удачи, как и многие другие французы, кои в самом деле обретали в Сицилии своё счастье.
Сицилийский рыцарь, звали которого Пезаре, был венецианцем, покинувшим Венецианскую республику много лет назад.
Будучи младшим сыном, на наследство он рассчитывать не мог, а к купеческому делу тяги не испытывал, потому родители его, невзирая на их именитость, предоставили юношу самому себе. Он обосновался при сицилийском дворе, и король его весьма любил, так что о родине Пезаре даже не вспоминал. Он ехал на прекрасном испанском жеребце и думал, как же одиноко ему в этом чужеземье, как плохо без верных друзей, как сурова и непостоянна фортуна к тем, кого некому поддержать, и тут увидел бедного французского рыцаря, казавшегося куда более обездоленным, чем он сам, владевший отменным оружием, конём и слугами, которые ждали его на постоялом дворе с готовым ужином.
– Ваши ноги в пыли, видимо, вы идёте издалека, – заметил венецианец.
– Не столь пыльны мои ноги, как длинна дорога, – отвечал француз.
– Коли вы много путешествовали, – заметил Пезаре, – вы, должно быть, многому научились.
– Я умею, – ответил француз, – не обращать внимания на тех, кому нет до меня дела. Я знаю, что, как бы высоко ни возносилась у человека голова, его ноги стоят на земле, равно как и мои. Кроме того, я научился не доверять зимней оттепели, умиротворению врагов и посулам друзей.
– Выходит, вы богаче меня, – изумился венецианец, – ибо у меня никогда и в мыслях не было того, что у вас на устах.
– Каждому должно думать о себе, – сказал француз. – Я ответил на ваши вопросы и за это могу попросить об услуге: скоро стемнеет, укажите мне дорогу на Палермо или какой-нибудь постоялый двор.