Она села и широко улыбнулась прямо в их белые как мел лица. Однако улыбка ее вскоре померкла. Медленно, так медленно, что тубабы даже и не заметили. Померкла она, когда Тетушка Би поняла, что ни один из ее сыновей не спешит ей на помощь. Даже Дуг.

Неужто они все мертвы? Все шестеро? Так быстро? Не-е, не может быть. Почему же ни один не растолкал ее, не предупредил, что нужно бежать? Как такое возможно? Ведь она столько им дала. Спасла их, нашла для них место, груди свои выжимала насухо, чтобы сохранить им жизнь.

Неужто и Амос тоже?

Все-таки выбрал Эсси?

Да как же так?

Направив на нее дула, тубабы принялись орать, чтобы она выметалась из хижины, которую ей так и не удалось превратить в дом. И не ее было в этом винить. Тетушка Би рухнула на пол. Они рассмеялись, думая, что упала она случайно. Она же смотрела вперед, туда, в сторону поросшего травой холмика. Ноги тубабов загораживали обзор, и она пыталась разглядеть его сквозь них. Это было несложно. Надвое ее раскололо другое — их смех. Тогда то, что она считала давно переваренным, поднялось из кишок и заполонило тело. О, какое оно холодное, серое и жуткое, опутывает, словно лоза, и стелется, как туман по земле. И вот наконец она вырвалась, выпростав для начала наружу руки, сжимающие красные гвоздики. Даже не обняла на радостях. Ну что ж, держись!

Да, вот так Бьюла начала выбираться на свет. Через рот, через уши. И, вылезая из них, шепнула, очень довольная собой: «Я же тебя предупреждала».

1:7

Да, несколько человек упали. Но Эсси, прижимавшая к себе Соломона, видела поверх его головы, что многие бросились на тубабов с кулаками. И вела их за собой Сара. Должно быть, если поглядеть сверху, схватка показалась бы гноящейся раной на теле Пустоши, но никогда еще Эсси не доводилось видеть столь прекрасного зрелища. Завороженная его красотой, она пятилась, пока не оказалась за хлевом, под защитой окаймлявших берег реки деревьев.

Эсси крепче прижала к себе Соломона. Мальчик вздрогнул, но не заплакал. Все прислушивался к шуму и пытался вывернуться. Словно, по самой природе своей был завоевателем и хотел всё увидеть, чтобы никогда не допустить повторения. Эсси окинула взглядом пухлое тельце. Так похож на отца.

Она почти до крови прикусила губу, но это не помогло отогнать душившие ее воспоминания. Вот что у нее отняли. Конечно, не только это, но оно положило начало всем остальным лишениям. У нее отняли право сказать «нет». Превратили ее «нет» в нечто бессильное и жалкое — и тогда оно стало беспощадным.

Вот это и будет ее «нет». Поздновато, конечно. И все же — вот оно, яркое, трудное, но вполне отчетливое.