Светлый фон

Голоса дочерей она слышала теперь только во сне.

Наверно, кто-то из ее начитанных и талантливых начальников-театралов ввернул бы сюда какую-нибудь цитатку из Мандельштама или Солженицына, но ей вспоминалось только дурацкое «вскормленный в неволе орел молодой». Вот был пятый класс, и Наташа читала Пушкина со сцены в актовом зале, теребя от волнения красный галстук, а вот – тебе уже пятьдесят семь, одна дочь юристкой работает, другая недавно поступила, а ты сидишь в СИЗО, в одиночке.

Потопило тебя, Наташа, схватило за ногу и потянуло на дно, а ты виновата лишь в том, что не схватилась за проплывавшую мимо корягу.

«Вскормленный в неволе орел молодой…»

А еще, конечно, никто ее отмазывать не будет. В отличие от этих там, гендиректоров и Цитрина, надежды русской культуры, гениального режиссера и проч., и проч. За них будут подписывать письма, про них будут множиться посты в соцсетях, а Маславская? Да кто такая эта ваша Маславская? Кто-то вообще помнит людей, которые сводят дебит с кредитом целыми днями, чтобы налоговая лишний раз не нагрянула, а менты не устроили «маски-шоу»?

Однажды Даша повела ее на трансляцию спектакля в кино. Ну, странное мероприятие такое: типа как бы смотришь постановку хорошего театра английского, только в кино. И там Камбербэтч играл. Даше нравится этот новый сериал бибисишный про Шерлока Холмса, вот и потянула ее за собой на спектакль. Спектакль Наташа не поняла (может, просто потому, что где-то в середине первого акта заснула, и проснулась только во втором), но она хорошо запомнила, как ведущая перед представлением рассказывала о театре – и не забыла упомянуть: вот, режиссер и актеры – это здорово, конечно, но у нас еще есть бухгалтера и юристы, которые делают работу нашего театра возможной. И тут же показали белозубого юриста театра, который рассказывал что-то про новую систему соцобеспечения для пожилых артистов.

В российском театре ничего подобного услышать нельзя. Есть те, кто на сцене, и те, кто всегда в тени. Но «в тени» ведь не значит, что ты выполняешь ненужную работу! Просто ты не стоишь в свете софитов и не делаешь селфи со звездами с бокалом «Мартини» в руках.

И как раз поэтому, – думала Наташа, глядя в потолок, – заступаются за тех, кто умеет в нужный момент посветить лицом в нужном месте, а потом показать что-нибудь эдакое и обозвать «перформансом». А вот им, таким работягам, как Маславская, только и остается чахнуть над кассой, как над златом. И ведь над чужим златом!

А она как жила на одной из московских окраин со смешным деревенским названием, так и живет, и на все работы ездила одним и тем же маршрутом: утром набиваешься в микроавтобус, потом метро, а вечером тот же маршрут обратно. Ну, оплатила дочерям учебу. Отцу наняла сиделку. На лечение себе денег хватало едва-едва. Но мучениками, конечно, будут Матвеев, Цитрин и прочие театралы. А вот она, Наташа Маславская, будет страдать, потому что на нее всем плевать.