Кажется, это убедило Мидренко, потому что он послушно плюхнулся обратно на стул.
– Потому что они не дураки. Они знают, что основной ресурс сегодня уже ни золото, ни нефть, ни газ, ни даже кремний какой-нибудь для всяких штук технологических. Ресурс – он вот здесь, мозги. Понимаете? Начать надо с научных центров, вот как Томск или Сколково, потом театры, потом, может, глубоко в науку руками полезут, кто его знает?
Фомин смерил собеседника скептическим взглядом.
– И вы ради этого меня сюда позвали?
Мидренко всплеснул руками; нервный тик у него так и не прошел.
– Ну как вы не понимаете? Единственное, что нас может спасти в этой ситуации, – это хорошее уголовное дело.
– Для уголовного дела нам потребуется свидетель, – улыбнулся Фомин. – Особенно учитывая некоторый, эм-м-м, контекст, которым вы так чистосердечно поделились…
– Нет! Нет! Тут без меня, пожалуйста, я еще пожить хочу, и желательно не в Магадане, – вскричал Мидренко.
Бывший замгубернатора в момент подхватил потасканную спортивную сумку, метнулся к двери и был таков.
Фомин пожал плечами, поднялся и дернул за шнурок светильника; потом достал из портфеля блокнот, раскрыл его на исчерканной странице и добавил туда пару пометок.
– Стригоев и Бобров, значит, – хмуро сказал он. – Ну что ж, начинали, бывало, и с меньшим.
Интермеццо III
Семнадцатое января две тысячи одиннадцатого. В Камергерском переулке – премьера: сыто, блеск, платья в пол, каблуки не ниже пяти сантиметров, охранники не ниже метра девяносто, ценник на авто не ниже пяти миллионов.
В желудке, в озере шираза, отобранного приглашенным австрийским сомелье, плещется свиное жаркое. Юре хорошо. Не только из-за приятного ужина в хорошей компании (Юлю пока удавалось прятать и от жены, и от назойливых коллег из администрации), и не только из-за того, что до растяжения на баскетбольном матче еще шесть лет и Юрины ноги нормально функционируют.
Главное – что его друг поставил спектакль. Спектакль лично для него. И по его книжке.
Нет, формально, конечно, идея принадлежала худруку театра Сметанному – человеку заслуженному, прижимистому и вхожему в высшие кабинеты. Сметанному пообещали неприятности после того, как один оппозиционный режиссер пару лет назад позволил себе мысль вразрез с действующей линией партии. Юре это было неприятно, потому что, во-первых, он любил театр, а во-вторых, он определял линию партии. Поэтому Сметанному поставили поведение сотрудника на вид, а в качестве извинения худрук поторопился представить публике спектакль по нашумевшей книжке, написанной Юрой (который, дабы соблюсти положенное реноме загадочного артиста при власти, свое авторство не подтверждал, но и не отрицал). Постановкой, правда, Сметанный занялся не сам – наверное, обиделся на разговор, который они однажды вели с Юрой.