С. С. Мой папа играл в первом составе баршаевского оркестра, и я отлично помню этот выдающийся коллектив. Я тогда, в детстве, впервые поняла, что такое камерный оркестр. А что вас лично покорило и потрясло в игре Гилельса? У каждого ведь остается свое впечатление от великого.
Г. С. Прежде всего хочу сказать, что Гилельс – один из моих самых любимых пианистов. А если человек любит, он не знает, почему любит. Если знает, он уже не любит.
С. С. Говорят, что любят не за что-то, а несмотря ни на что. Так?
Г. С. Вот! Эта любовь после первого же концерта у меня и возникла. И это почти религиозное чувство почтения и любви к Гилельсу владеет мной до сих пор.
С. С. Один раз в жизни я была на его концерте и помню, как он выходил на сцену и стремительно шел к роялю, будто боялся не донести до клавиш что-то очень важное. И вы так же выходите… После сегодняшнего концерта возник вопрос: обычно вы удивительно чувствуете время, и дослушиваете паузы, и заставляете огромный зал заслушиваться паузами, а сегодня мгновенно преодолели дистанцию между Бахом и Бетховеном. Отчего временной промежуток был столь краток?
Г. С. У этой программы несколько вариантов. Не знаю, почему сегодня так получилось, но после Баха возник момент полной тишины – и я в это время уже как-то взял дыхание. И мне уже хотелось играть Бетховена, поэтому я не стал вставать, не стал уходить.
С. С. И вот что еще меня удивило. Гилельс писал, что играет одно произведение, которое он выучил, которое ему удается, максимум три-четыре раза. И откладывает, потому что боится, что оно перестанет быть свежим, боится его “заболтать”. У вас же программа, как мне представляется, становится чем-то вроде глубокого колодца, из которого вы постоянно, в течение целого года, что-то черпаете – такой вы себе установили ритм. Вам действительно необходимо жить на сцене с одними и теми же произведениями в течение длительного времени?
Г. С. Видите ли, я понимаю, конечно, что это ваш, я бы сказал, технический прием – спрашивать о Гилельсе, выводя на разговор обо мне. Но дело в том, что невозможно никого сравнивать с таким великим человеком. Конечно, могут быть какие-то внешние параллели, все рождаются и все умирают, но Гилельс – это Гилельс, великий художник, и мне кажется, что сравнивать его ни с кем не надо. Это планета, это целый мир. Что касается его высказывания, то я бы его хорошенько проверил. Хотелось бы знать точные слова. Не думаю, что Гилельс сказал “заболтать”.
С. С. Возможно, слова “заболтать” не было. Я читала это в одном из его французских интервью.