Впрочем, этот дрянной кононизм еще не вся болезнь, но всего лишь мелкое частное ее проявление – прорыв обширного и застарелого внутреннего гнойника в одной небольшой и достаточно незначительной точке. Болезнь же заключается во всеобщей духовной усталости и неверии, которыми к 1917 году была снизу и доверху поражена православная церковь и, соответственно, вся Российская Империя. Люди в своей массе изверились, хотя и продолжали по инерции совершать привычные внешние, «ставропигиальные», так сказать, ритуалы. Поэтому-то и стал возможен «кононизм» в официально одобренном церковью издании – никто особенно эти книги не читал, а если по диагонали и пролистывал, то со скукой, кое-как и в содержание практически не вникая. «Там Конон с работающими на него бесами? Да хоть Вакула-кузнец с черевичками! Какая разница, что там для темных людишек из простонародья написано. Всё это сказки для слабоумных дурачков. Умный и просвещенный светом западной цивилизации господин читать эту макулатуру не будет – просвещенный господин вместо этого пойдет в какой-нибудь модный театр на премьеру очередного бодро скачущего козликом Мефистофеля…» До внешней катастрофы оставалось около десяти лет, но чудовищная внутренняя катастрофа в душах произошла уже давно, и дело было лишь за внешним ее оформлением, что и не замедлило через несколько лет произойти под кровавым знаменем с «просвещенными» масонскими знаками – пентаграммой, серпом и молотом.

Вспоминаю фотографию, на которой была запечатлена группа епископов в 1920-х в Соловецком лагере. С десяток пожилых побитых жизнью людей в потертых телогрейках, устало глядящих в камеру. Особенно меня поразили их глаза – в них был один и тот же немой обращенный внутрь себя вопрос: «Почему? За что? Что я делал не так? Ведь я же все свечки правильно ставил и других правильно ставить учил!» А не было ли этой группе и того самого епископа, который одобрил вышеупомянутые «Четьи-Минеи» с их бесовским кононизмом? И даже если на фотографии не было конкретно этого облеченного доверием церкви высокопоставленного цензора, то кто из сих почтенных мужей об этом новом «вероучении» знал, но так и не возвысил против него свой голос? Все? Или только некоторые из них? А если не знали, то как это могло быть, что не знали? Получается, что они служили в какой-то кривой церкви, где епископы позволяли себе не знать, какой мерзостью наполнялись учебные пособия, по которым училась «правильной вере» их паства? Стоит ли тогда удивляться тому, что с этой церковью, ее епископами и ее «правильными свечками» сделала или позволила сделать эта самая паства в 1917 году и в последующие несколько лет?