Уже к вечеру они входили в широкий залив, покрытый бесчисленным множеством низменных островков из мерзлого песка. Дальше была только речная губа и день пути до Мангазеи. Здесь, на мысе между губой и морем, чернел частокол ограды и виднелись покатые крыши казацкой заставы у Собачьего озера. Коч, немного кренясь, входил в узкий пролив, ведущий к пристани.

- Припасы нужно забрать, - подошел Кокарев. – И Шубина с девкой выпустить. Им отсюда до заимки ближе.

Макарин не ответил.

- Не серчай, дьяк, - примирительно сказал воевода. – Но другого выхода у меня не было. И вины за собой не чувствую.

- За измену, Григорий Иванович, надо судить. А не сталкивать в пропасть.

Кокарев достал фляжку, посмотрел на нее, побултыхал, спрятал обратно.

- Да выкрутился бы он! Поделился бы с кем надо, родичей бы подключил. Напел бы нужную версию. И прошло бы у них дело с факторией. Нешто не понимаешь? Время такое. Нельзя слабину давать. По ту сторону две сотни немчуры до сих пор стоит, помни об этом.

- Помню. И в отчете напишу все, как было. И про измену напишу, и про немчуру, и про то как ты за измену государева человека убил, вместо того, чтобы на суд отправить.

Кокарев сплюнул.

- Пиши. Писарь.

Коч медленно подходил к бревенчатому помосту, выступающему в море на два десятка саженей. Пара служек приняли канаты, подтянули корабль. С другой стороны помоста покачивалась длинная торговая лодья со спущенным парусом и убранным такелажем. На палубе лодьи никого не было, только рядом со сходнями сидел на чурбаке коренастый мужичок в выдубленной морской куртяхе и внимательно наблюдал за вновь прибывшими.

- На Мангазею? – хрипло поинтересовался он, остановив взгляд на Макарине.

- Да. Ты тоже?

Мужичок покачал головой.

- Не. В обратку, на Березов. Последняя лодья в этом году. И опять моя.

- Море неспокойно. Не боишься?

- Не впервой, - усмехнулся тот. – Прорвемся. Потрясет малость, а там и цены на рухлядь повысятся. Последний завоз он завсегда самый прибыльный. Много страха, много денег.

Макарин краем глаза увидел, как воевода гремя сапогами сошел на помост, хлопнул по плечу встречающего казака, бормотнул ему «Молодец!» и стал подниматься по бревенчатой лестнице к воротам заставы.

- Еще денек здесь постою, а как самоеды последнюю партию доставят, так и отправимся с богом, - добавил мужичок, но Макарин его уже не слушал.

Шубин сгружал по сходням нарты. Рядом стояла Иринья. Она очнулась только в море, совсем недавно, и теперь напоминала изможденную птицу с темными кругами у глаз и высохшей бледной кожей на лице.