Антон взглянул на него с состраданием. – Какая же это цель? – едва слышно спросил он.
– Я хотел загладить сделанную несправедливость, искупить свою вину…
– О, дорогой г. Торстратен… вы думаете деньгами, да еще крадеными, искупить вашу вину?
Голландец пожал плечами. – Не все ли равно, откуда возьмутся деньги, если я с их помощью выручу бедного старого дядю из ужасного дома для призрения нищих!.. Этим я искупил бы свою вину!
Антон покачал головой. – Никогда! – сказал он решительным тонок. – Вы в сущности еще не раскаялись, г. Торстратен, вы только хотите сделать, так сказать, принудительный заем, с тем, чтобы устранить этим способом то, что вас беспокоит. Но ведь все это не имеет ничего общего с действительным раскаянием!
Торстратен засмеялся. – Да разве это… это ваше… раскаяние доставит моему несчастному родственнику хотя бы пенни?
– Конечно, нет, но оно возвратит вашей душе мир и внутренний покой.
– Никогда, никогда! Достаньте мне денег и я буду счастливейшим из смертных, то есть, конечно, только в этом одном отношении, ибо я все-таки останусь в неволе. Но время еще не ушло… быть может, еще представится случай убежать, и тогда все будет хорошо.
Антон взглянул на него. – Все? – повторил он.
– Конечно. А что же еще?
– А несчастный Джон Дэвис? Разве он не несет ответственность за ваше преступление?
Голландец пожал плечами. – Опасность для его жизни миновала, – сказал он, – а вообще, чем же я виноват, что он тут подвернулся во время грабежа?
Антон поник головой. – В этом вы не виноваты, г. Торстратен, но разве на вас не лежит обязанность выручить несчастного из тюрьмы, откровенно во всем сознавшись?
– И при этом самому погибнуть?
– В этом деле вы не должны думать о себе, сэр!
Голландец снова засмеялся. – Ну, мои понятия о нравственности и чести не простираются так далеко, – заметил он. – Нет, нет, своя рубашка ближе к телу. Найдется ли разумный человек, который бы принес такую жертву?
– Я бы сделал это, – просто ответил Антон.
Торстратен взял его за руку. – Вы и не могли бы очутиться в таком положении, мой молодой друг! – вздохнул он. – Ну, теперь я раскрыл вам мою душу… не приходите вы от меня в ужас?
– Нет! – ответил юноша. – Нет, сэр! Мы теперь не будем разлучаться, часто еще будем иметь случай говорить обо всем этом и о других не менее важных вещах. Даже и не добыв денег для ваших несчастных родственников, вы имеете возможность возвратить себе покой и примириться с вашей совестью, в этом я могу присягнуть.
Но голландец только покачал головой. – Я еще этому не верю, Антон!