– Что с тобой?

– Я нашёл синтезатор. Точнее, не я, это был Шичиро. Он не работает, почини его. Пожалуйста, почини, почини. Я тебе потом куплю всё, что захочешь. Собственную мастерскую, только сделай, чтобы эта штука работала.

– Потише, пацан, я себе все руки ободрал, пока ковырялся в промышленных отходах в зелёном квартале.

Спустя пятнадцать минут Руди вышел из своей палатки, переодевшийся в лёгкую дневную одежду и с перебинтованными запястьями. На жёлтой тряпке проступили пятна крови. Руди выглядел как противоположность Дарвина: жира в его теле едва набрался бы даже процент. Его худые мускулы выделялись под кожей, он словно состоял из одной непрерывной мышцы без суставов. Кожа на его руках выглядела так, будто ему сделали пересадку, взяв её у носорога. Все его ладони покрывали мозоли. Худые плечи украшала не самая презентабельная голова. А на лице отражалось колоссальное количество выпитого спирта.

– Давай сюда свой прибор, – произнёс он, обрадовав Дарвина больше, чем могла бы обрадовать новость о заключении под арест Тауэра, Монтеса и Уэбстера.

Синтезатор не произвёл на Руди никакого впечатления. Он не был музыкантом, и для него инструмент для извлечения звука ничем не отличался от метлы для уборки мусора. Из двух этих предметов Руди выбрал бы метлу. Она для него была полезнее.

Винты у синтезатора были необычной формы, и, чтобы найти для них отвёртку, пришлось долго копаться в ящике. Наконец Руди приподнял крышку и заглянул внутрь, где скрывалось сердце синтезатора. Под ней оказалась одна большая плата с девятью маленькими. Повсюду располагались разноцветные палочки, баночки, непонятные приборы и провода. Руди тщательно всё осмотрел, сунул нос в каждую щель. Посмотрел что-то на своём телефоне и печально произнёс:

– Никаких повреждений не видно. Скорее всего, перегорел один из элементов цепи. К сожалению, я не знаю, как он устроен, поэтому не смогу помочь.

И всё. Дарвина словно ударили по голове. Он пытался что-то произнести – язык лишь судорожно бился о щёки, как у умирающего от жажды. Несколько часов он тешил себя иллюзиями, будто уже вечером будет играть знакомые ему мелодии, а все окружающие будут сыпать комплиментами.

Ему даже не надо было вспоминать старые композиции. Стоило лишь закрыть глаза, как пальцы сами принимали нужное положение. Не глядя на клавиши, он мог бы сыграть любую из выученных мелодий, разговаривая при этом на отвлечённые темы. Иногда ему казалось, что во время игры его пальцами управляет второй мозг, спрятанный где-то в груди.

Слова Руди ошеломили его, выбросили из мечтаний в суровую реальность. Синтезатор не заработает, и Дарвин не сыграет музыкальный концерт номер три в фа миноре, ещё месяц назад ненавидимый всей душой.