Хоть ему и не терпелось, Дарвин ушёл к себе в палатку, лёг на кровать и заснул. Он теперь мог делать это в любой момент, словно уличный воздух даровал суперспособность и он стал почти как Супермен. Если считать умение засыпать равным полётам и лазерам из глаз.

Снились Дарвину сёстры. Он очень скучал по ним и отказался бы от синтезатора или любого другого инструмента ради возможности снова обнять их и поговорить. Дарвин надеялся, что они в порядке и он скоро снова их увидит. Момент приближался, он это чувствовал.

Из палатки Дарвин вышел через два часа двенадцать минут. Его новые часы с нефтяной вышкой, сделанные под старину, работали непогрешимо. Тихо, чтобы его не слышали, он прошёл к палатке Руди и заглянул внутрь. Там никого не оказалось, синтезатор тоже исчез. Дарвин оглянулся по сторонам и понял, что он единственный, кто остался в этой части лагеря. Палатка Шичиро пустовала, не было ни Венди, ни Гарета. Серджио пропал, Чиумбо ушёл. Даже Кутайба не сидел на своём излюбленном кресле.

Обычно кто-то всегда оставался в лагере, все разом не уходили, чтобы не оставлять своё скромное имущество на поживу конкурентам. Хотя бы два человека всегда находились здесь. В этот раз они это правило нарушили, и Дарвин остался единственным обитателем.

Под эстакадой Дарвин прожил всего три недели и знал лишь нескольких человек. Других бездомных ФедЕкс-роуд, а их были сотни и тысячи, Дарвин не знал. Только старожилы вроде Кутайбы и Чиумбо знали всех вокруг по именам. Будь он немного посмелее, подошёл бы к одному из незнакомых ему бродяг и спросил, куда девались все его соседи.

Через четверть часа появились «они». Руди с синтезатором под мышкой шёл по центру, остальные сопровождали его с боков. Они напоминали астронавтов, идущих выполнять свою миссию, только выглядели как оборванцы: вместо скафандров – грязная и дырявая одежда, на ногах – обноски с разошедшимися швами. На голове бейсболки и панамы самых разных оттенков. Лица у них были довольные, все улыбались и смотрели на Дарвина. От этого потока улыбок он тоже заулыбался.

В лагере они распределились по своим местам, лишь Руди остался стоять возле Дарвина. С торжественным видом, словно вручает ключ от города, он протянул синтезатор:

– Вот, теперь работает, – сказал он. – Надеюсь, ты оценишь наш труд. Мы отдали четыреста двадцать долларов, чтобы купить новую плату для него. И теперь твой долг сыграть для нас.

Четыреста двадцать долларов – это было много, даже если разделить сумму на шестерых. На семьдесят долларов один человек мог купить себе индукционную плиту или электрочайник. Для этих людей семьдесят долларов, что для Дарвина – триллион. Некоторым из них это обошлось в половину сбережений. Казалось немыслимым, чтобы едва знакомый человек безвозмездно отдал такую сумму ради него. К горлу подкатил ком, из глаз полились слёзы. Дарвин бросился обнимать Руди и заплакал.