Через четверть часа к Андресу пришло полдюжины надзирателей. Его умыли, постригли, побрили, одели в приличную одежду и отвели в кабинет начальника тюрьмы. Старый марокканец приказал остальным убираться и остался с Андресом наедине. Зафар Алики, «директор этого заведения», нисколько не боялся Андреса. В этом состоянии Андрес не мог представлять угрозу ни для кого. Вся сила ушла из него вместе с литрами воды, прошедшими через лёгкие, и с ужасными кошмарами.

Не говоря ни слова, Зафар достал из ящика стола косметичку и принялся приводить лицо парня в порядок. Он делал это очень неловко. Видно было, что с тональным кремом он обращается впервые в жизни, а пудру размазал по всей коже, словно имел дело с клоуном.

Кабинет у начальника оказался неожиданно тесный: даже меньше, чем камера, где держали Андреса последние дни. У дальней стены располагались полки с профессиональной литературой, среди которой стояло четыре фотографии с детьми. На стене висел деревянный пропеллер. Помимо массивного рабочего стола, здесь находился маленький столик с двумя стульями, на котором стояла бутылка коньяка и тарелка с фруктами. Толстые шторы защищали окно от прямых солнечных лучей.

Судя по внутренней обстановке, можно было предположить, что это обыкновенный офис в любом бизнес-центре. На столе стоял светильник и ноутбук старой модели от «Делл». У выхода перед дверью находился календарь. В городе таким помещением невозможно было бы удивить, однако в тюрьме это был островок цивилизации посреди Средневековья.

Из угла рядом с окном на Андреса смотрела видеокамера на треноге. Такими снимают сериалы.

– Покажите, где поставить подпись, и я это сделаю, – сказал Андрес. Он произнёс всё тихо и испугался, что его не услышали.

– Вот это да, – удивился Зафар. – Сперва я подумал, кого это парни привели, я же приказывал доставить нашего звёздного сынка. А это ты и есть, даже удивительно, как могут внешне меняться люди за такой маленький срок.

В нерешительности Андрес поднял руку и потрогал свои зубы. Они оказались на месте, значит, кошмар был всего лишь сном.

– Что это у тебя за гримаса? – продолжил начальник тюрьмы. – Почему ты так корчишь лицо?

– О чём вы? – тихо, почти неслышно, прошептал Андрес. Он чувствовал напряжение на своём лице, но не понимал, что оно значит.

– У тебя очень страдальческая мина. Ты её строишь для того, чтобы разжалобить меня, или так выглядит результат длительного избиения?

Прислушавшись к своему телу, Андрес понял, что его лицо сейчас выражает всю боль и безысходность. Он попытался расслабиться, но ничего не получилось. Часть мозга, отвечающая за мимику, свело, и вечная судорога застыла на губах и щеках. Слёзы покатились у него из глаз, он жалел, что оказался недостаточно сильным. Ему хотелось домой.