– Ты надеялась, что я знаю, где искать.
Энни кивнула:
– Ты знаешь?
Она наконец-то посмотрела на меня и увиденное в моих глазах заставило ее побледнеть.
Энни открыла рот, и на долю секунды я, охваченный каким-то пламенным бесстрастием, подумал о том, что Энни хочет извиниться, потому что она правильно поступала, скрывая все от меня, потому что мне ненавистна мысль о повторении таких зверств, как Сиротская ночь, которые напрямую коснулись моих родственников. Но в этот момент в другом конца зала раздался голос:
– Ли!
Кор пробирался через зал, расталкивая локтями выходящих гостей, прокладывая себе путь сквозь толпу к тому месту, где сидели мы.
– Ли, – выдохнул он, побледнев. – Мегара ушла.
Вспомнить, что я могу доверять Ли, оказалось самым приятным ощущением. Чувствовать его руку в своей и рассказывать ему все. Это заставило меня задуматься о том, что даже причины поданного в Министерство Информации отчета будет несложно объяснить ему. Может быть, еще было не поздно достичь понимания – полного понимания ситуации.
Но когда я произнесла «драхтаназия» и увидела, как на его лице зарождается ледяная ярость, я поняла, что не смогу достучаться до него. Гул голосов золотых, выходящих из зала, стал приглушенным, когда я повысила голос.
Но тут у прохода рядом с нами остановился Кор, схватившись за одно из сидений, и я наконец-то услышала, что именно он кричал.
Я поднялась на ноги. Головокружение нахлынуло на меня с такой силой, что я уперлась рукой в кресло, чтобы удержать себя от падения, пока голоса сливались в моих ушах в один сплошной гул, а мой собственный голос стал неестественно громким.
Они сделали это во время представления.
– Ее увели.
Ли тоже встал на ноги. Его безумная улыбка померкла.