Лицо Кора исказилось.

– Что значит увели? – прорычал Ли.

Этот вопрос был бессмысленным, потому что мы все знали, что значит увели. Каждый из нас работал в Министерстве Информации, в Комитете по Перевоспитанию, в Подземелье. Каждый из нас знал, как это работает. Я дала ненужный ответ:

– Ее забрали в Министерство Информации для допроса.

Мы даже могли представить, как это случилось бы. Мегару бы постучали по плечу во время представления. Вывели бы в фойе, успокоили, если бы она сопротивлялась, и сопроводили бы к карете, которая доставила бы ее в Подземелье, не привлекая лишнего внимания.

Аресты золотых проводились наиболее незаметно.

Кор не собирался скрывать свои чувства. Выходящие из театра люди обернулись, чтобы взглянуть на разворачивающееся зрелище; я заметила Криссу в сверкающем платье, которая наблюдала за нами с дальнего конца прохода, опираясь на свой костыль. Пауэр пробирался к нам, словно горный кот, через толпу, не отрывая от меня взгляда.

– Допрашивать о чем? – потребовал ответа Кор.

– О краденом зерне. О нелегальном печатном станке…

– По какому обвинению? – вопил Кор.

Я так крепко вцепилась в спинку стула, что костяшки пальцев побелели.

– Нарушение общественного порядка под именем Дочери Саутсайда. Подстрекательство. Разглашение государственной тайны.

– Тогда обвините и меня! – выкрикнул Кор.

Ли, казалось, пришел в себя. Он, как и я, заметил среди уходящих сотрудников Министерства Информации и стоящих на выходе гвардейцев Защитника. Он схватил Кора за шею и прижал ладонь к его подбородку.

– Хватит! – зарычал он.

– Я не могу предъявить тебе обвинение, – сказала я Кору, чувствуя, как кровь приливает к лицу. – Хотя и должна. Вы нужны мне. Вы будете нужны, когда придут питианцы, потому что кто-то дал им карту наших зернохранилищ, и они придут за ними.

Ли по-прежнему сжимал шею Кора, глаза которого буквально вылезали из орбит.