Протесты начались тем же утром. И не только на Народной площади. На каждой площади, в каждом районе, кроме Яникула и Ученого Ряда, куда протестующим вход был воспрещен. Даже за аврелианскими стенами протестовали каллиполийцы, стремящиеся попасть внутрь. Из Дворца доносились крики.
Я почувствовала знакомое напряжение в животе, нарастающее желание выйти и сделать свою работу, когда вместе с остальными стражниками я начала одеваться, чтобы встретить толпу. В этот момент в арсенал, запыхавшись, вбежал посыльный с запиской:
– Для Первой Наездницы.
«В сложившейся ситуации Министерство считает, что Антигоне сюр Аэла лучше не покидать Дворец».
Письмо было не подписано, ведомство – не указано, что заставило меня гадать, кто его прислал. Миранда Хейн? Генерал Холмс? Сам Первый Защитник? Убедились ли Холмс и Атрей в своей правоте, увидев, что та самая свобода, которую я отстаивала для прессы, была использована против меня?
Глядя на напряженные лица вокруг меня в арсенале, я вспомнила крики гражданских, слова Мегары, описывающие мои действия, и то, что сказала Миранда:
Я опустила взгляд на записку в своей руке и смяла ее в кулаке.
К черту Холмса и Атрея. Озлобленность граждан, которых я защищала, не будет в новинку, я месяцами приучала себя к ней. Я смогу выдержать и дольше.
У меня был город, который я должна была охранять.
– С этого момента мы обливаем драконов водой, – сообщила я окружившим меня стражникам. – Никаких боевых выстрелов по протестующим. Мы следим за гражданскими и городской стражей.
Наездники переглянулись, их бледные лица блестели от пота. Дарий начал было говорить, но я добавила:
– Все, у кого имеются проблемы с этим, могут остаться здесь.
Я достала седло Аэлы и свой шлем.
28 Агга
28