Постановления, содержащиеся в приложении к ст. 420 т. Х Свода законов Российской империи, демонстрировали связь между признанием, а следовательно – и защитой имущественных прав автора и его обязанностью соблюдать цензурное законодательство. Законодатель пытался некоторым образом абсорбировать постоянно возникающее противоречие между общественным интересом и личными имущественными интересами автора. Как мы уже говорили, специальный закон устанавливал чёткий порядок наследования прав автора его наследниками после его физической смерти.

В нашем случае была ещё одна сложность, связанная с правовой возможностью публикации многочисленных личных дневников и черновых записей Толстого (фонд составляет не менее 4700 листов).

Как известно, практически всю свою сознательную жизнь Лев Николаевич скрупулёзно записывает свои впечатления и описывает ежедневные события, с ним происходившие. Порой делает это с предельной откровенностью: эти записи просто шокировали неокрепшую душу 18-летней Софьи Берс – его невесты, – когда молодой граф решил быть с ней честным и открыться во всех своих прегрешениях, в том числе интимного свойства.

В своих заметках от 27 марта 1895 года Лев Николаевич по этому поводу написал: «Дневники моей прежней холостой жизни, выбрав из них то, что стоит того, я прошу уничтожить, точно так же и в дневниках моей женатой жизни прошу уничтожить всё то, обнародование чего могло бы быть неприятно кому-нибудь. Чертков обещал мне при жизни моей сделать это. И при его незаслуженной мною большой любви ко мне и большой нравственной чуткости я уверен, что он сделает это прекрасно. Дневники моей холостой жизни я прошу уничтожить не потому, что я хотел бы скрыть от людей свою дурную жизнь: жизнь моя была обычная дрянная, с мирской точки зрения (…)

А впрочем, пускай остаются мои дневники, как они есть. Из них видно, по крайней мере, то, что, несмотря на всю пошлость и дрянность моей молодости, я всё-таки не был оставлен богом и хоть под старость стал немного понимать и любить его».