Светлый фон

Панферов шутку поддержал, насупился и, расставив ноги в стороны, поправил воображаемую шляпу, а на поясе – невидимую кобуру. Сашка засмеялась. Север в итоге к нам все же подошел.

– Ну что, отдал записи в полицию? – спросил он меня.

Я кивнул.

– Маму когда отпустят?

– Обещали скоро.

Саша и Север обрадовались. А как я был рад этой новости, не описать словами.

После учебы я по устоявшейся в последний месяц традиции пришел к Дине с очередной горячей пиццей. Случалось, что вместо пиццы были суши, курица-гриль или домашние мясные вафли. Менялись детали, но традиция сохранялась.

В этот раз, когда Дина открыла дверь, я, не дожидаясь приглашения, быстро вошел внутрь, всучил хозяйке гостинцы, разделся и уверенно направился в ее комнату. Сев на кровать, уставился на обои и спросил:

– Какой?

Дина поняла меня без слов.

– Вон тот, желто-зеленый. – Она указала на место под потолком и усмехнулась: – Поставить фоном «Прощание славянки»?

Шикнув, я напрягся, сконцентрировался и стал гипнотизировать воздушный шар. Я не знал, как это делать и вообще получится ли у меня. Это же была всего лишь игра, которую придумала Динка. Поможет ли она мне?

А потом мы с ней за пиццей смотрели кино. «Бойцовский клуб» сменился «Холодным сердцем». После этого я случайно разбил тарелку, а Динке это так понравилось, что она с восторгом бросила об пол свою. На очереди были стаканы…

Уничтожив всю посуду в квартире, мы с Динкой, врубив музыку – саундтреки из просмотренных фильмов, забрались на кровать и стали танцевать. У нас даже были «микрофоны»: у меня – чехол для карандашей, у Динки – расческа.

– Where is my mind? Where is my mind? – пели мы хором песню из «Бойцовского клуба», одной рукой держа «микрофон», а второй крутя у виска. Мы прыгали и так бесились, что на пол попадали подушки и одеяло. – Where is my mind? Way out in the water. See it swimming[3].

Эта песня сейчас подходила лучше всех. Хотя не только она. Следующая тоже была идеальной – саундтрек из «Холодного сердца».

– Твое соло, Ерофеев! – Дина кинула мне расческу, и я запел в два микрофона:

– Отпусти и забудь! Что прошло – уже не вернуть!

Все, что мы испытывали, вышло на поверхность взрывом. Мы были безумцами, ревели, смеялись, пели, кричали. Так мы освобождались от прошлого. От всей его неподъемной тяжести. Как же здорово, что мы проживали нашу боль вместе, а не поодиночке. Мы понимали друг друга. Мы были друг у друга. И действительно, в итоге стало легче.

* * *