Женя сел напротив и вопросительно посмотрел на меня. Я сказал ему то же, что и Саше, и протянул ли сты. Некоторое время Женя читал. Потом он вскочил и стал нервно ходить по комнате. Во время нашего разговора Саша прояснила мне смысл текста на этих листах. Запись датировалась 2018 годом, и там Ада писала об убийстве «рыбки». Читая впервые, я подумал, что Ада убила своего питомца, совершенно не понял, почему «рыбка» разговаривает, и решил, что это какой-то бред. Но Рыбка оказался папой Жени.

Ада писала о том, что, спланировав месть, поняла: ей нужен помощник. Тогда она еще жила в Москве. Поехав в Вереск, она навестила Игоря Валерьевича. Ада подумала, что он примет ее сторону и поддержит ее, как поддерживал в школе. Папа Жени – единственный, кому она рассказала о своем плане. Но он пришел в ужас, отказался помогать ей и попытался переубедить, а когда у него не получилось, пригрозил Аде полицией. За это она убила его. Господи, эта безумная нанесла ему 107 ударов ножом…

Найденные мной листы хранили письменное признание Ады. Мы с Сашей понимали: для Жени это самое дорогое на свете сокровище, ценность которого невозможно выразить количественно. Ведь запись поможет освободить Женину маму.

Конечно, текст был сумбурным, никакой четкости в мыслях, все загадками, вместо имен – прозвища, поэтому я и не догадывался об истинном смысле. Но Саша, которая прочла дневник Ады целиком и была в курсе прозвищ, все сразу поняла. И Женя тоже. И хотя дневник Ады исчез вместе с самой Адой, у Саши и Жени остались фотографии каждого листа, уже приобщенные к материалам следствия.

Женя застыл в центре кухни.

– Жень, ты как? – тихо спросил я и поднялся.

Он развернулся, посмотрел на меня дикими, страшными глазами, а затем крепко схватил за грудки. Было непонятно, то ли мне сейчас вмажут, то ли меня обнимут. Женя выдохнул и весь сжался. Он был выше меня, но сейчас почему-то казался маленьким и… безжизненным? В детстве у меня был большой грозный пес Райден, я помню, как катался на нем верхом. Когда он умер от старости, я с удивлением смотрел на его тело и думал, какой он, оказывается, маленький… худой, слабый. Женя мне напомнил Райдена. Он вдруг придвинулся, сгорбился и… положил мне голову на плечо. Раздался полувсхлип-полусвист, через несколько секунд – еще один. Женя плакал. Непривычно, искренне, так, как умел. Мне стало его очень жаль.

– Ну чего ты, Жень? Все хорошо. Твоя мама скоро будет с тобой. Все кончилось, плохое осталось позади.

В детстве каждый раз, когда я плакал, сестра пела мне песню про овечку. Я помнил ее, она меня здорово успокаивала. Интересно, что, если спеть ее Жене? Наверное, лучше не стоит, это будет странно. Так что я просто неловко обнял Женю, и он благодарно обнял меня в ответ. Мне казалось, мы простояли так вечность.