– Слушай, – начал он устало, поворачиваясь к Бернарду лицом к лицу, – я так и знал, что мы рано или поздно вернемся к этому разговору. Не буду отрицать, что боюсь, но я не настолько беспомощен, чтобы вовсе избегать подобных ситуаций. Все в порядке. Буду признателен, если мы больше никогда не коснемся этой темы.

Юэн включил фонарик и, сделав глубокий вдох, повернулся к подвалу. Однако едва он занес ногу над ступенькой, Бернард потянул его за предплечье.

– Стой. Извини уж, но мы не можем не касаться этой темы, – произнес Берн. В тоне его голоса решительность удивительным образом переплеталась с мягкостью. – По-твоему, я должен делать вид, будто ничего не происходит? Я должен просто стоять, когда человеку рядом плохо?

– Мне не плохо, мне… терпимо. Я привык. Научился с этим жить.

– Но это ненормально…

Юэн убрал руку Бернарда со своего предплечья и вновь повернулся к нему лицом. Он сделал глубокий вдох и медленный выдох. Весь этот разговор только распалял раздражение, направленное на себя же. Нет ничего приятного в том, чтобы разговаривать о своих слабостях, с которыми не можешь до конца справиться, и от осознания собственной беспомощности хочется только с силой хлопнуть себя по лбу. Срываться на других – последнее дело. Поэтому Юэн попытался улыбнуться. Вышло немного натянуто, сам понял.

– Да, это ненормально, – сказал он, улавливая в своем голосе легкую хрипотцу. – Скажи, Берн, кого ты видишь перед собой: психически больного слабака, которого нельзя назвать мужчиной, потому что мужчины не должны бояться темноты, – это детский страх, или не выросшего морально взрослого, придуривающегося и раздувающего проблему из ничего? Я слышал много версий, и всех их условно можно отнести к этим двум категориям.

Бернард скрестил руки на груди и состроил такое недовольное лицо, будто только что услышал оскорбление в свой адрес.

– Ни то, ни другое, – громко и по слогам ответил он.

– Пам-пам-па-а-ам, – драматично пропел Юэн, – ответ неверный. И то, и другое.

– Как ответ может быть неверным, если ты спрашивал мое мнение? – нахмурился Бернард. Взгляд его был суровый и пронзительный. – И вообще, ты не очень-то похож на человека, которому есть дело до мнения других людей о собственной персоне. Или ты все-таки зависим от мнения окружающих? Позволяешь им решать, каким тебе быть?

– Не знаю, – равнодушно сказал Юэн, пожав плечами. – В последнее время склоняюсь к тому, что, возможно, людям со стороны виднее. К примеру, когда отчим узнал о моих фобиях, это стало одной из причин наших с ним конфликтов. Он считает мой недуг глупым ребячеством. Когда тебе много лет говорят одно и то же, потихоньку начинаешь и сам в это верить. Как ты уже мог догадаться, я не слишком охотно распространяюсь о своих… маленьких странностях. Надоело слушать грязь в свой адрес.