Я ответил ему фразой, заготовленной в ночь ее похорон:

– Семья предпочла захоронить ее без траурных объявлений, без отпевания, в узком семейном кругу.

Он рассматривал обе фотографии, сравнивая их.

– Выходит, вы и ее знали?

– Да, хотя ни разу с ней не встречался.

– Теперь я вас не понимаю.

– Вовек не перестану удивляться поворотам человеческих жизней. Будь моя жена жива… похоже почти на чудо…

– О чем вы, позвольте узнать?

Он отер пот со лба рукавом своей белой робы, оставив на бровях неощутимые пылинки муки.

– Отложим до завтра. Завтра приходите ко мне.

Вечером, заперев кладбище, я отправился в лавку Бювара и Пекюше за бутылкой кофейного ликера.

На следующее утро, воспользовавшись тем, что на кладбище все спокойно, я отправился к мельнику.

Шум жерновов был настолько оглушающим, что звать его было бесполезно. Я все равно вошел. На Альтомонте, державшем под жерновами мешок, были защитные очки, которые в совокупности с белым комбинезоном делали его похожим на космонавта. Он увидел меня и подал знак подождать. Выключив машину, снял очки и положил их на груду тряпья, сделав мне знак выйти наружу. По пути энергичными взмахами руки он вытряхивал муку из волос, и в воздухе образовывались белые облачка.

Когда мы вошли в сад, я наконец смог вздохнуть полной грудью.

– Присаживайтесь, я сейчас вернусь, – сказал он, показывая мне на стоявший в тени стул.

Вошел в дом. Я осмотрелся вокруг: на всем лежал след запущенности, появляющийся в доме людей, стареющих в одиночестве, когда даже заняться собственным заброшенным телом становится большой проблемой. Он вернулся через пару минут, принес сумку и сел на соседний стул. Вынул желтый конверт, бутылку холодной воды и два стакана, которые поставил на круглый кованый столик, стоявший перед нами.

– Это – вам, – сказал я, протягивая ему бутылку в красивой упаковке.

– Это лишнее.

Он поставил ликер на землю и наполнил стаканы водой; свой выпил залпом.