Подошел к ней, встал на колени, чтобы погладить ее:

– Что с тобою, Каштанка? Надоело тебе одиночество?

Она наклонила низко голову, чтобы сильнее почувствовать мою ласку.

Я направился к выходу: она последовала за мной, но у ворот остановилась. Смотрела на меня через железные прутья, смотрела нетерпеливо, словно просилась выйти. Я приоткрыл створку, и она вышла.

Она следовала за мной, как на короткой привязи, как моя необычная тень.

Проходя мимо дома Бранкалеоне и вспомнив, что Каштанка пришла к нему накануне кончины, я подумал, что умираю, что через пару часов сердце мое перестанет биться, может, из-за врожденного порока или случайного падения, кто его знает. По сути, начиная со своего появления, Каштанка была спутницей смерти, как настоящий психопомп, собаки всегда были провожатыми душ в царство мертвых – Цербер, Гарм, собакоголовый Анубис, Пек, сопровождавший почившие души майя сквозь испытания преисподней Шимбальба.

Возможно, Каштанка была предвестницей моей смерти, поэтому я внимательно смотрел, куда ступал, аккуратно переходил дороги, остерегался идти под балконами и открытыми окнами.

Когда я вставил ключ в замочную скважину, она улеглась у нижней ступеньки в позе ожидания, как будто задавала вопрос. Едва я открыл дверь, она без промедления, одним прыжком проникла внутрь, не дав мне войти первым. Все еще не зная, что делать, я обнаружил ее на кухне, возле дивана, в той же позе, что на могиле. Я умру, думалось мне, как Финторе Бовалино, у которого выпал волос. Я умру.

Каким образом мог бы умереть такой человек, как я? Какой вид смерти для меня справедлив? Я подумал об эпитафии, которую Марфаро мог бы начертать на моей могильной плите под моей отретушированной фотографией, но потом я подумал, что у меня нет фотографии, кроме той, которая была сделана без моего ведома, но она и без того уже на кладбище, над именем и фамилией моего близнеца-брата, и что Марфаро придется немало потрудиться, чтобы ее отретушировать или, скорее всего, перерисовать.

С того дня мы с моей черной собакой были неразлучны.

Вскоре жители Тимпамары узнали, что Каштанка стала моей: многие были рады, что она нашлась, другие плели узоры злословия о странной паре – животном, приносящем смерть, и том, кто хоронит покойников.

45

45

Прошло больше месяца после смерти Офелии, когда монотонное однообразие моих будней было капитально нарушено пьесой в двух действиях.

Первое закончилось быстро, когда я примерно через час после открытия кладбища обнаружил перевернутую ветку кипариса, как делала Офелия, оставляя мне знак, что приходила, но меня не застала.