– Что вы придумываете? – не выдержала я. – Какое еще влияние?
– Разве не ты спровоцировала его на побег из дома? – Кругленькие глазки буравили меня насквозь. – А на конфликт с матерью, место которой в его сознании ты пытаешься занять?
– Вы совсем? – Я так опешила, что растеряла весь словарный запас.
– Не пойми меня неправильно, я отнюдь не пытаюсь взвалить всю вину на тебя. И кому, как не мне, знать, что большинство детей, выросших в дисфункциональных семьях, травмированы до такой степени, что в будущем не способны стать частью здорового общества. Амелин, может, и неплохой парень и не виноват, что его жизнь сложилась именно так, но с этим ничего не поделаешь. Он уже был там, на темной стороне, а оттуда нормальными не возвращаются.
– Вы его совсем не знаете! – закричала я.
– Я знаю таких, как он: ущербных, травмированных и одержимых. – Заведующий тоже повысил голос. – Тех, кто упивается собственной болью и страданием, потому что был вынужден найти в этом удовольствие.
– Замолчите. Все это глупость и неправда.
– Люди с антисоциальными расстройствами личности никогда не могут прекратить использовать подобное поведение.
– Амелин – самый хороший человек на свете.
– Токсичные отношения затягивают. – Заведующий нарочно дожимал.
– Сами вы токсичный! – Я вскочила. – Думаете, я не знаю, что это? От токсичных людей хочется сбежать, с ними плохо – вот как с вами. Они навязывают свою точку зрения, унижают и не хотят считаться с чужой – вот как вы сейчас. А Костя делает меня сильной, важной и нужной. Рядом с ним мне спокойно и очень хорошо.
– В таком случае, милая моя, у вас типичная созависимость.
Он хитро прищурился, явно провоцируя меня.
Мне отчего-то пришло в голову, что такие же пустые глаза, скорее всего, были у врачей в фашистских концлагерях.
– Идите к черту!
Я вылетела из кабинета в бешенстве и, промчавшись мимо Ларисы Владимировны, поскорее выскочила на улицу, чтобы отдышаться и не заорать в голос.
Сколько заумных, поучающих слов – и ни одного человеческого.
Как люди становятся такими? Или они такими рождаются сразу? Без сострадания, без понимания, без чувств. Правильные, разумные и бесстрастные, как автоматы для выдачи напитков.
Лариса Владимировна вышла, застегиваясь на ходу, и мы молчали, пока не покинули слабо освещенную территорию больницы. За ее воротами, казалось, было светлее, хотя и была метель.