Выхожу из туалета и топаю по коридору: топ-топ-топ! Я хлопаю каждой дверью, стучу кастрюлями и сковородками. Собаки начинают подпевать.

Высовывается голова папы в ночном колпаке.

Вот обязательно, Лотта? – спрашивает.

Это была не я, папа, это призраки. Разве ты не слышал?

Дорогой дневник,

Я лежу на высокой койке, которая мне досталась как старшей из четверых, которую Эм занимала с целью уединиться, пока ей хватало сил туда залезать. Мария лежит через проход, там, где некогда лежал Брен, мечтая о битвах. На голове у нее тиара, напоминающая о наших играх.

Когда потеряли маму, говорю, я не знаю, что ее схватило. И тебя тоже.

Те деньки были ничем не лучше, откликается она.

Разве? Неужто было так же плохо? (Думаю, она ошибается.)

Ты не помнишь, говорит она.

Кажется, помню.

Если считаешь, что время было хорошее, то не помнишь.

Я не помню кошмаров. Не помню, чтобы плакала по любому поводу. Не помню, чтобы думала: и что, вот так теперь будет всегда? В то время у меня была надежда – с ней жилось легче.

Ты не владела словами, сказала Мария. Без них жить было просто невозможно.

Дорогой дневник,