«Такого маленького человека я никогда еще не встречал», – добавил он.

Однако стоит отметить, что, по свидетельствам миссис Джонс, вечер был камерный, не более шести человек. Более крупные сборища, как нам известно, отнимали у Шарлотты слишком много сил. Поэтому неудивительно, что второй ее визит оказался не столь успешным: как отметила миссис Джонс в своем ежедневнике: «Утомительно было пытаться включить эту Бронти [sic] в разговор, так как она все время отводила взгляд, когда к ней обращались. Вдобавок она, похоже, не разбирается в столовых приборах».

Несмотря на некоторые затруднения, Лотте настолько понравились эти визиты, что к концу июля она решила положить им конец. «Вы даже не представляете, – писала она, – какое отчаяние я испытываю, возвращаясь в свой дом. По силе оно сравнится с радостью от посещения вашего поместья. Вы с матерью заботитесь обо всех моих нуждах, включая те, о которых я и не подозревала до встречи с вами (потребность в беседе, понимании, обществе). И все же мое место дома: я не могу обманываться насчет собственной судьбы, даже на одни выходные в месяц, если после этих радостных дней последуют четыре недели одиночества, мой организм просто не осилит подобную аритматику [sic]».

Итак, визиты прекратились – на время.

Но электронная переписка продолжалась. В сообщениях от Лотты, которые дошли до нас, настрой у нее игривый: дает ему прозвища в зависимости от настроения – Медведь-Великан или Мистер Пьянчужка. Она выводит общение на новый уровень дурачеств, а он не противится (из его ответов сохранились немногие): она описывает сон, в котором играет Санчо Пансу при Джонсе в роли Дон Кихота, и они нападают на супермаркет с дубинками из хлеба. Он превзошел ее во сне, где они были солдатами-крестоносцами, которые останавливаются на пляже, чтобы заняться художественной гимнастикой. Здесь мы снова видим раскрепощенную Лотту, почти счастливую, почти беззащитную, а не мрачную и молчаливую, какой она обычно всем представляется.

Джонс, вероятно, единственный из ее знакомых за пределами семьи, с кем она могла снова побыть ребенком. Когда мы читаем об их шутливых планах написать детскую книгу о «Мистере Цок-Цок, который надел носок наискосок», то вспоминаем, как шестилетняя Лотта фантазировала, играла и сочиняла истории с Бренуэллом, а затем и с сестрами, и как сильно она скучала по совместному творчеству.

И хотя Джонс поощрял игривость Лотты, воспринимала ли она его как друга и товарища по играм или же питала к нему более сильные чувства? Можно только предполагать, потому что Лотта себя ничем не выдает. Джонс тоже. Он отказывается от публичных заявлений о ней и не готов предоставить их переписку.