В. знакомится с Бойдом, человеком, чьи качества напоминают Джонса: молодой, красивый, приятный в общении, галантный, умный без лишней заумности (немало, однако, хороших черт). Дружба с Бойдом (и его матерью!), как и его письма, которые поначалу приходят часто, не дают В. сломаться.

О чувствах В. к Бойду можно только догадываться: она с нетерпением ждет писем, но почему – из-за своего одиночества или из-за «неравнодушия» к нему? Непонятно. Ясно одно: Бойд не питает к В. нежных чувств, он обожает некую Амелию. Этот типаж уже знаком нам по творчеству Лотты: светловолосая красавица, душа общества, принадлежит к известному классу; она не перетруждается физически или умственно. Вероятно, именно это обстоятельство имел в виду Джон, когда предлагал сделать героя более «привлекательным», ведь не может же Лотта не осудить Бойда за такое ребяческое легкомыслие, не говоря уж о его наивности.

Итак, в первой половине «В.» героиня, похожая на Лотту, испытывает чувства к герою, похожему на Джонса. Принимая во внимание условности конкретного типа романов – таких, как «Дурнушка Джейн» и даже «Шире!», читатель легко может представить и, более того, предположить, что Бойд одумается и к концу книги женится на В.

Такой была первая часть рукописи, которую Лотта отправила Джонсу.

Пыталась ли она открыться ему посредством романа? В некотором смысле она словно предлагает себя; а ему предстоит выбирать между ней и кем-то вроде Амелии. Она терпелива и готова ждать, когда он одумается, а он обязательно одумается.

Еще раз обратим внимание на язык письма: «Я не уверен, что молодой человек вашей главной героини – достойный персонаж». Если эта гипотеза верна и первая половина романа служила слабо завуалированным любовным признанием, почему его ответ ее не вдохновил: я тебя не достоин. Действительно, чем не повод обрадоваться? Он готов действовать – и скоро! Действительно, как затем не быть раздавленной и смущенной его молчанием?

А что же Джонс? И вновь мы можем только предполагать. Наиболее распространенным толкованием стало то, что он был слишком юн, совсем еще мальчишка, вступивший в приятную переписку с писательницей, одинокой женщиной на несколько лет старше (ей на тот момент было тридцать пять). Если он и заигрывал, то ничего не подразумевал. А может, подразумевал, но в силу своей молодости быстро передумал, особенно когда получше узнал Лотту с другой стороны, раздражительной и физически не очень привлекательной. Винить его в таком случае, возможно, и не за что, но нельзя не заметить: стоило быть осмотрительнее.