«Благодаря вашей доброте я чувствую себя заметной, – говорила она. В те дни, когда я от вас приходит весточка, все меня замечают, даже бакалейщик!»
Таким образом доверие росло, а вместе с ним и редкая для Лотты возможность быть самой собой. Можно было бы предположить, что доверие стало результатом действий Джонса в роли редактора, ведь кому дано близко общаться с нашим «министром внутренних дел», если не редактору ее слов? И все же, как мы знаем, Джонс не столько правил романы Лотты, сколько одобрял их. Скорее, доверие росло через непосредственное и личное общение по электронной почте. С приближением весны переписка стала непринужденной и лишь изредка касалась ее книг (а профессиональные дела велись посредством официальных писем, отправленных стандартной почтой):
Я особенно жду посланий от моего Издателя [пишет она в дневнике], ибо у него особый талант снимать с меня лишний груз. Он меня смешит, проявляет интерес к моей жизни, как она есть (знает, что не стоит спрашивать о работе, которая сильно застопорилась) – буквально вчера вызвал меня на поединок! Каждый из нас (при следующей встрече) на счет десять должен составить анаграмму; выиграет тот, кто придумает наименее унылую анаграмму. Это его игра, только мне нельзя к ней готовиться, потому что тему выбирает он.
Лотта время от времени приезжала на обед к матери Джонса в загородное поместье в Р. Вскоре после тридцатипятилетия Лотты ее пригласили туда на выходные. «Сможете сидеть в гамаке и смотреть на облака, – сказал он. От вас ничего не потребуется, кроме как следить за облаками! В Р. облака красивее, вот увидите». Дживс, как он пообещал, будет угощать ее лимонадом. А в стакан даже вставит зонтик, если ей захочется. «Значит, из ваших облаков идет очень мелкий дождь», – отозвалась она.
Лотта навещала Джонсов на выходных как минимум три раза. Помимо разговоров, а говорили они много, двое друзей в основном занимались пешими прогулками. Туфли у Лотты были удобные, но все-таки неподходящие для холмистой местности. В первый же визит ей предоставили мамины ботинки (хотя, как она отметила, их пришлось набить бумагой, поскольку у мамы Джонса были «огромные ноги для такой маленькой леди»). В тот первый вечер Лотта сказала гостям, что во врем прогулки они с Джонсом покорили новые земли, а наверху поставили флаг с изображением QWERTY-клавиатуры. «Эта земля будет принадлежать литературе!» – воскликнула она, и все за ужином поаплодировали.
Историк, присутствовавший в тот вечер, утверждал в письме, что вовсе не увидел в Лотте неуклюжую старую деву, вопреки своим ожиданиям; напротив, вид у нее был здоровый и ликующий, ведь она сумела расположить к себе друзей Джонса своим живым умом и воображением.