С Филом и Бэзилом я не общалась. Мы с Томашем сами по себе, они отдельно. Никто никого не цеплял, не ссорился, ничего не выяснял, как будто никогда и не дружили. Липа в школу не ходил с тех пор, как Лиза попала в больницу, но, чтобы он к ней ездил, я не слышала. Зато Женечка стоял возле забора каждый день все такой же несчастный и растерянный. После школы, когда Томаш не работал, мы ехали к нему.
Не думать было приятно. Словно снять с себя грязную, мокрую, вонючую одежду и закутаться в пушистый банный халат. Я даже физикой занималась с удовольствием. Внезапно она стала понятной и логичной. В ней были порядок, структура и зависимость. Все, чего мне так не хватало. Однако наблюдая, как Слава с серьезным видом пишет, обдумывает и объясняет задачки, сосредоточиться у меня не получалось.
– Напряжение на конденсаторе равняется напряжению на концах цепи. Значит, мы можем приравнять эти две величины.
Я рассматривала его руки, пальцы, ладони, широкие запястья, родинки на покрытых темными волосками предплечьях, бицепсы, ключицы, выглядывающие из-под серой домашней футболки, склоненную шею и пульсирующую венку на ней, мочку уха, подбородок и, остановившись на губах, зачарованно наблюдала, как они двигаются. Это было совсем не похоже на то, как я разглядывала его в школе. Тогда я злилась на себя и стыдилась этой слабости. Теперь же радовалась, как радуются дети, которым больше не нужно таскать конфеты тайком и можно объедаться сколько влезет.
– Ты опять меня не слушаешь, – делал замечание он.
– Слушаю.
– Тогда повтори, что я только что сказал.
– А можешь еще раз объяснить?
– Прикалываешься?
– Нет, просто мне нравится смотреть, какой ты умный, а когда произносишь слово «конденсатор», в груди все просто замирает.
Он улыбался:
– Ты устала? Хочешь, сделаем перерыв?
Я всегда соглашалась на перерыв, потому что развести Славу на него ничего не стоило, а после к урокам мы редко возвращались. Даша постоянно находилась дома, поэтому мы играли все вместе в «Джаст Дэнс» или в «Клюдо», ходили на залитые горки в парке или на каток. Часто готовили что-нибудь и просто болтали. Томаш в моем присутствии ни разу не ругал сестру и не повышал на нее голоса, иногда он был строг, но неизменно спокоен. Девочка не спорила, если он что-то запрещал или одергивал, тут же соглашалась, не пытаясь испытывать его терпение. Они никогда не ссорились и понимали друг друга с полуслова.
В их доме у меня были тапочки, теплое место возле стены, а еще появилась своя чашка. Неудивительно, что Надя так стремилась сделать их своей семьей. От них не хотелось уходить, их хотелось любить, с ними хотелось остаться.