Лидия Михайловна сидела на автобусной остановке. Выглядела она ужасно: бледная, изможденная, в одежде размера на три больше, а когда увидела нас с Надей, вроде бы даже хотела сбежать. Я не знала, как обстоят дела. То ли девочка говорила правду, что выполняла мамино поручение, то ли она украла ребенка. В первое верилось с трудом, но и Наде не хотелось навредить. Однако, когда я протянула ребенка матери, та, с ужасом шарахнувшись в сторону, закричала: «Уберите его от меня. Видеть его не могу». Продолжая держать ребенка, я села рядом с женщиной и начала расспрашивать, что случилось. Она говорила путано, нервно, то и дело срываясь на слезы и бредовые отступления. Выяснилось, что они всей семьей ехали на машине домой с крымского отдыха проездом через Москву. Они немного не доехали до города, когда у Лидии Михайловны начались схватки, ее муж погнал автомобиль. Обгонял, подрезал, выезжал на встречку, в результате они попали в жуткую аварию. «Скорая» забрала Лидию Михайловну в роддом, поэтому о смерти сына и мужа она узнала только спустя сутки. И все это время Надя, единственная не пострадавшая в аварии, ждала ее в коридоре больницы.

Тамара Андреевна громко вздохнула.

– Я видела, что женщина находится на грани нервного срыва. Ей нужна была психологическая помощь, но, стоило мне заговорить о врачах, как она засыпала меня проклятьями, схватила Надю, и мне едва удалось заставить ее записать мой номер телефона, прежде чем они сбежали. Я рассудила, что женщина находится в шоковом состоянии, у нее нервный срыв и послеродовая депрессия, но, когда это пройдет, она очень пожалеет о том, что сделала, раскается и захочет вернуть ребенка во что бы то ни стало, и тогда я отдам ей его. Ведь отнеси я его в полицию и расскажи, как было дело, ее тут же лишат материнских прав, а ребенка передадут в детский дом.

У каждого из нас порой тяжелые времена, и мы совершаем необдуманные поступки, о которых потом сожалеем всю оставшуюся жизнь и мечтаем о втором шансе. Я была уверена, что смогу подарить этой несчастной женщине второй шанс. Первым делом я позвонила Ольге Викторовне и рассказала обо всем. Ой как она меня ругала… Настаивала, чтобы я отнесла его в полицию, но потом сдалась и прислала знакомого педиатра. Она была директором школы, имела связи и «своих» людей.

Врач сказал, что мальчик крепкий, здоровый и беспокоиться причин нет. Я взяла отпуск. Мы ждали – неделю, две, месяц. Подходило время принимать решение, и это просто убивало меня. Нет, если бы Лидия Михайловна вдруг объявилась, я, конечно, его отдала бы, но найти в себе силы обратиться в полицию или соцслужбы не могла. Я уже так к нему привязалась за это время. Такой славный был мальчишка: румяный, ясноглазый, веселенький. Всем бы родителям таких малышей. Я очень полюбила его и прикипела всей душой. А мне тогда, между прочим, было уже почти сорок, и никаких надежд на собственную семью или хотя бы детей. Стали выяснять, как оформить усыновление. Оказалось, что просто так я сделать это не могу. Ребенка сначала необходимо зарегистрировать как брошенного, и только потом по моему заявлению полиция или органы опеки могли инициировать поиски его матери. Открыли бы дело о лишении материнских прав, а дальше, возможно, перешли бы к рассмотрению моего заявления об усыновлении. Процедура сложная, длительная, и успех не гарантировала. Тогда-то Ольга Викторовна и предложила абсолютно незаконный, но очень простой вариант. Ее знакомые в различных органах и социальных инстанциях за хорошее вознаграждение могли помочь с официальным оформлением мальчика как моего ребенка. Ситуацию упрощало и то, что его мать была иногородней и не успела нигде зарегистрировать сына.