Светлый фон

(Смеется.) В детстве я часто бывал напуган, особенно я боялся животных. Меня постоянно атаковали животные.

Смеется.

Когда мне было 14 месяцев и я жил в Бразилии, мои родители случайно посадили меня на муравейник. Меня покусали сотни раз, и родителям пришлось срочно везти меня в больницу. Я этого, конечно, не помню.

Когда мне было года четыре, в зоопарке обезьяна кинула мне в голову кусок засохших экскрементов. Я этого, опять-таки, совершенно не помню, но тем не менее это было травмирующим событием.

Один случай я все же помню. Мне было примерно 11 лет, и мы с семьей поехали в зоопарк Сан-Диего, где проходила выставка хищных птиц. Мы сидели в маленьком амфитеатре на свежем воздухе, и вокруг летали соколы и орлы и ловили еду. В конце шоу можно было подойти сфотографироваться с дрессировщиком и его белоголовым орланом в специально отведенном месте. Все выстроились в очередь на фото. Кроме меня: я был в ужасе. Поэтому я стоял метрах в пяти от этого места. Помню, как поднял голову и встретился взглядом с орланом, и через две секунды чертова птица налетела на меня и стала клевать мою голову и царапать когтями шею. Мне всегда казалось, что это был показательный случай. Все, что было нужно этом орлану, – это секундный зрительный контакт, и тысячелетний животный инстинкт взял свое, один взгляд, и этот орлан увидел во мне жертву. Это хорошее определение для меня. (Смеется.) Я отбрасываю тень дрожащей полевой мыши.

Смеется.

 

Как вы думаете, комедийные писатели больше склонны к депрессии и страхам? Или комедийные писатели просто гораздо больше говорят о депрессии, чем люди других профессий?

Как вы думаете, комедийные писатели больше склонны к депрессии и страхам? Или комедийные писатели просто гораздо больше говорят о депрессии, чем люди других профессий?

Сложно сказать, правда ли то, что комедийные писатели более депрессивные люди или нет. Это определенно популяризированный образ и в какой-то степени романтизированный.

Для меня делать так, чтобы кто-то смеялся над тем, что ты написал, – это способ получения одобрения. Иногда я задаюсь вопросом, не пишу ли я с такой маниакальностью оттого, что для меня это самый быстрый способ отрегулировать химию своего мозга. Лекарства помогают, но нет ничего лучше дозы одобрения, которую ты получаешь за классную шутку или отличный сценарий.

И это началось очень давно. Когда меня только начали замечать из-за того, что я был смешным, еще в старшей школе, я записывал в тетрадке, сколько именно раз за урок мне удавалось рассмешить класс. «Понедельник. Семь раз за урок». И затем на следующий день я пытался улучшить это число. У меня с комедией никогда не было конфетно-букетного периода. Я начал воспринимать все серьезно слишком рано.