Царь Василий Шуйский, впавший «в великое страхование и скорбь», лихорадочно пытался удержаться у власти и собрать свою разогнанную после Клушинского сражения армию. Но для этого ему надо было справиться, как с полками гетмана Станислава Жолкевского, занявшими позиции царской армии в Можайске, так и с самозваным царем Дмитрием, посчитавшем в Калуге, что пришел его час и отправившимся в поход на Москву. Казалось, что сразу вместе вернулись минувшие времена тяжелого противостояния, как с болотниковцами, так и с тушинцами. Первым перестал подчиняться в Рязани Прокофий Ляпунов. На сторону «царя Дмитрия», собравшего новые силы («все сброд, шляхты мало» сказал о них Иосиф Будило) и сделавшего своим гетманом Яна Сапегу, стали один за другим переходить города. Очень быстро волна этих «измен» дошла до Коломны и Каширы, лишь зарайский воевода князь Дмитрий Пожарский после небольшой войны с жителями города, договорился (при поддержке протопопа Дмитрия), что ему не будут препятствовать служить действующему царю, а он согласится с тем, кого выберут царем вместо Шуйского.

С Можайской дороги угрожало Москве королевское войско, с Коломенской, Каширской, Калужской — «воровское». Единственной силой, способной вступиться за царя Василия Шуйского, были тогда войска «крымских царевичев», снова, как и за год перед этим, призванных русским царем воевать в Московское государство. Это ли не был приговор власти Шуйского? Крымские татары, получив свои «поминки» от высланных им навстречу воевод бояр князя Ивана Михайловича Воротынского, князя Бориса Михайловича Лыкова и окольничего Артемия Васильевича Измайлова, «сошлися с Вором в Боровском уезде на реке Наре». Но это был их единственный крупный бой, после чего крымские царевичи, сославшись на то, «что изнел их голод, стоять не мочно», ушли за Оку, привычно собирая трофеи и захватывая пленных в Украинных городах. Авраамий Палицын написал об этом призвании крымцев себе на беду: «на царе же Василии за то дары великиа вземше и от всея земля плену, яко скот в Крымское державство согнашя»[527].

Калужский «Вор» продолжил свой поход к Москве, а бояре вынуждены были отойти к Москве и по дороге едва не потеряли остатки артиллерии. На пути войска самозванца лежал Пафнутьев-Боровский монастырь, разоренный 5 июля 1610 года, несмотря на героическое сопротивление защитников Боровска во главе с воеводою князем Михаилом Никитичем Волконским, погибшим прямо в храме перед ракой Пафнутия Боровского. Вслед за этим воинство самозванца, расправилось с игуменом, монахами и жителями города. Монастырь и рака чудотворца были разграблены. Спустя десять дней власти Николо-Угрешского монастыря, вероятно, уже знавшие об избиении боровской братии, вынуждены были впустить на постой калужского «Вора», снова пришедшего под Москву добывать себе царства[528].