Изучая Смуту, надо прежде всего отказаться от позднейших советских идеологических «поновлений», а то и радикального пересмотра всей, так называемой, «дореволюционной историографии». Лучше снова вернуться к той вершине понимания эпохи начала XVII столетия, которая остается непревзойденной, то есть к классическому труду академика Сергея Федоровича Платонова. Со времени сведения с престола царя Василия Шуйского он начинал «третий период Смуты» (после первых двух — «борьба за московский престол» и «разрушение государственного порядка»). Историк связал его, в первую очередь, с «попытками восстановления порядка». В нескольких предложениях С.Ф. Платонов определил суть и последовательность событий 1610–1612 года: «В первую минуту после свержения Шуйского московское население думало восстановить порядок признанием унии с Речью Посполитою, и поэтому призвало на московский престол королевича Владислава. Когда власть Владислава выродилась в военную диктатуру Сигизмунда, московские люди пытались создать национальное правительство в лагере Ляпунова. Когда же и это правительство извратилось и, потеряв общеземский характер, стало казачьим, последовала новая, уже третья, попытка создания земской власти в ополчении князя Пожарского. Этой земской власти удалось, наконец, превратиться в действительную государственную власть и восстановить государственный порядок»[536].

Идея порядка «как при прежних государях бывало» — это, действительно, результат Смутного времени, только осознали ее не в период междуцарствия, а еще раньше, год за годом переживая голод, самозванство и неслыханную рознь. К тому моменту, когда «московское «вече» за Арбатскими воротами» (выражение того же С.Ф. Платонова) решало вопрос о выборах будущего царя, другая идея, земского объединения, еще не стала всеобщей. Как покажут события, без нее были бессмысленны любые шаги. Вслед за сведением с престола царя Василия Шуйского, Боярская дума повторила ровно тот «грех», в котором постоянно обвиняли этого царя — она самостоятельно, без «земского совета» сделала выбор в пользу унии с Речью Посполитой. Но и ответственность, в итоге, за превращение думы в декорацию власти наместника иноземного короля, за пережитый национальный позор легла именно на тех, кому придумали яркое обозначение, навсегда обогатив русский политической лексикон словом «семибоярщина». Автор хронографа 1617 года писал, что «прияша власть государства Русскаго седмь московских бояринов, но ничто же им правльшим, точию два месяца власти насладишася». Итогом недолгого боярского правления стал переход власти из рук Думы к иноземным управителям: «седмичисленные же бояре Московские державы всю власть Русские земли предаша в руце литовских воевод»[537]. Правда, читая обвинения о недальновидных действиях Боярской думы, надо учитывать, что первоначальная идея состояла в том, чтобы созвать земский собор для избрания нового царя. Но как обычно победили обстоятельства и всеобщее нетерпение, в результате чего в одном только 1611 году была сожжена Москва и были потеряны Смоленск и Новгород. Избирательный земский собор состоялся только два с половиной года спустя, в 1613 году. Имена претендентов на нем, как известно, оказались совсем другие.