Так и поступили, первые сотни направились из Нижнего Новгорода во Владимир 8 февраля. Владимир стал местом сбора воевод ранее известных прежде всего своей приверженностью царю Василию Шуйскому. Кроме нижегородского воеводы князя Александра Андреевича Репнина, там должны были собраться окольничий князь Василий Федорович Мосальский из Мурома и суздальский отряд во главе с Андреем Захарьевичем Просовецким. Андрей Просовецкий был из той же плеяды казачьих вождей Смуты, что и Иван Заруцкий (и тех же политических пристрастий). Несмотря на то, что он одним из первых включился в земское движение, во Владимире первым воеводой суздальского отряда стал окольничий Артемий Васильевич Измайлов (правда, в земских городах ему не сразу смогли простить то, что он был, фактически, временщиком у царя Василия Шуйского, и иногда упоминали его без чина окольничего и даже отчества). Под началом Андрея Просовецкого остались оказавшиеся сначала в Суздале, а потом с земскими отрядами во Владимире казаки, пришедшие из-под Пскова. События далеко развели друг от друга бывших ближайших советников Шуйского, и 11 февраля под Владимиром их атаковал (хотя и безуспешно) присланный из Москвы полк боярина князя Ивана Семеновича Куракина.

Король Сигизмунд III и московские бояре также сделали попытку привлечь для борьбы с начинавшимся земским движением войско гетмана Яна Петра Сапеги, стоявшее в Перемышле. Здесь и сказалось то, что у ополчения было все-таки две части, и бывшие тушинцы смогли уговорить гетмана Сапегу сохранять нейтралитет, обнадеживая его самого и войско уплатой им «заслуженного жалованья» в случае успеха. Из переписки гетмана Сапеги с калужским воеводою известны подробности того, как еще 14 января 1611 года сапежинцев призывали из столицы идти в поход на Ляпунова в Рязани, на Калугу и на остальные города, бывшие с ними «в совете». Однако вместо этого начались переговоры (от имени калужан их вели «боярин» князь Дмитрий Мамстрюкович Черкасский, «спальник» Игнатий Ермолаевич Михнев и «дворянин» Данила Андреевич Микулин). Гетман Сапега говорил о себе и своем войске: «а про нас ведаете, что мы люди волные, королю и королевичу не служим, стоим при своих заслугах, а на вас ни которого лиха не мыслим и заслуг своих на вас не просим, а кто будет на Московском государьстве царем, тот нам и заслуги наши заплатит». Гетман Ян Петр Сапега признавал начавшуюся общую борьбу: «и яз то ведаю, что вы с Прокопьем Ляпуновым в совете и стоите за православную крестьянскую веру за один». Он отказывался от вмешательства в нее на королевской стороне и даже намекал на готовность к переговорам с Ляпуновым: «а я московских бояр не слушаю и с вами битися не хочу, хочу с вами быти в любви и в братъстве». Выяснялось, что в войске самого Сапеги могло быть немало сочувствовавших главным целям начавшегося движения, провозгласившего одной из своих главных целей защиту православной церкви. Хотя бы потому эта идея могла быть привлекательная для сапежинцев, что, как писал гетман, «у нас в рыцарстве болшая половина Руских людей» (речь шла о православных выходцах из Речи Посполитой, воевавших под началом Яна Петра Сапеги). Одновременно посольство от войска Сапеги из Перемышля ездило в Тулу, где смогло договориться с Иваном Заруцким. Был обрадован стремлением Сапеги к союзу и Прокофий Ляпунов, не желая, по его словам, оставлять «за хребтом» таких «великих людей». Он послал договариваться в Калугу и к гетману Сапеге своего племянника Федора Ляпунова, думая уговорить гетмана встать «в Можайске на дороге, для прибылных людей к Москве от короля, беглой Литвы с Москвы». Секрет возможного согласия был прост, его сообщал гетману Яну Петру Сапеге и своему покровителю Федор Плещеев в начале февраля 1611 года: «а про заслуженое де они так говорят: «не токмо что де тогды заплатим, коли кто будет царь на Москве, нынече де ради заслуженное платить»[588]. Однако, в условиях отсутствия общей казны ополчения, это была всего лишь декларация, которой гетман Сапега в итоге не поверил.