Не были, видимо, эта речи тайной и в самой Москве, а также за ее пределами. Из Переславля-Рязанского воевод а и думный дворянин Прокофий Ляпунов тоже обращался к Боярской думе с посланием, чтобы она прямо объявила, ожидается или нет приезд королевича Владислава, не соглашаясь на передачу русского престола Сигизмунду III[576]. Следующим шагом стал отказ воеводы Ляпунова присылать в Москву так необходимый столице рязанский хлеб в конце 1610 года. Собранные доходы тоже оставались в его распоряжении, и он использовал их на земское дело, начав выяснять, кто еще готов, как и он, до конца воевать против польского короля Сигизмунд а III и его сторонников в Москве. Московских бояр такая перспектива очень пугала и они сообщали королю Сигизмунду III под Смоленск, что Прокофий Ляпунов «воевод и голов с ратными людьми от себя посылает, и городы и места заседает, и в городех Дворян и детей боярских прельщает, а простых людей устращивает и своею смутою от вашей государской милости их отводит; а ваши государские денежные доходы и хлеб всякой збирает к себе»[577]. Опять попытались повлиять на патриарха Гермогена, чтобы он остановил рязанского строптивца («а к Прокофью послата, чтоб он к Москве не збирался»). Однако это обращение достигло противоположного результата. Патриарх Гермоген говорил: «а к Прокофью Ляпунову стану писата: будет королевич на Московское государство и крестится в православную християнскую веру, благословляю его служить, а будет королевич не крестится в православную християнскую веру и Литвы из Московского государства не выведет, и я их благословляю и разрешаю, кои крест целовали королевичю, идти под Московское государство и померета всем за православную християнскую веру»[578].

Этим и «страшен» был патриарх Гермоген всем его недоброжелателям, потому что, как раньше другой патриарх Иов освобождал жителей московского посада от присяги ложному Дмитрию, так и Гермоген мог дать каноническое разрешение от клятв королевичу Владиславу. Александр Госевский в Москве и королевское окружение под Смоленском были уверены в том, что имеют дело с последними очагами сопротивления в Московском государстве. Стоило только скомпрометировать патриарха, не имевшего права обращаться с прямыми призывами к войне с новой властью. Александр Госевский предъявлял на переговорах с русскими боярами в 1615 году грамоту патриарха Гермогена в Нижний Новгород, перехваченную 29 декабря 1610 года (8 января нового стиля). В грамоте, якобы, было написано о том, что «кн. Ф.И. Мстиславский со всеми иными боярами и думными людьми Москву Литве выдали, а Вора дей в Калуге убито; и они б, собрався все в сборе со всеми городы шли к Москве на литовских людей». Однако московская сторона отвечала, что «патриарх так не писывал» и предположение Л.М. Сухотина о том, что грамота была сфальсифицирована бывшим главой московского гарнизона польско-литовских войск, выглядит не таким уж невероятным[579].