— Не хочу.

— А придется.

— Не-е-е-е-ет!

Плевать: открываю воду, щелкаю переключателем душа, и на него сверху брызгает дождик. Арни отряхивается и тянет свое «У-у-у-у-у-у». А я ему:

— Заткнись, Арни.

— Не-е-е-е-е-ет.

— Раздевайся. Скидывай шмотки.

— Мне никак, вода течет…

Переключаю воду на кран.

— Давай!

Лужа в поддоне — бурого цвета.

— Кому сказано! — уже ору.

— Гилберт…

Задирает грязную футболку. Горловина застревает у него на башке, но он кое-как выпутывается. Спускает брюки, но не до конца: сообразил, что не снял ботинки. Наклоняюсь, чтобы развязать ему шнурки, — и тут мне в шею летит жирный плевок. Один ботинок успел снять — снова плевок. Переключаю воду, на него хлынуло из душа. Этот опять собирается плюнуть — и получает от меня затрещину. Раз. Из носа течет кровь, но мне уже не остановиться. Бью правой рукой, потом левой, правой, левой. Под струями воды Арни валится на поддон. Пытается схватить меня за руки, но мои удары слишком быстры и сильны. Голова у него болтается из стороны в сторону, он уже прекратил сопротивление и что-то бормочет, но слов я не разобрал, пока не замедлил экзекуцию и не выключил воду.

— Глазик мой. Глазик мой. Глазик.

Двумя руками Арни защищает здоровый глаз. Кровь не останавливается. Он уже не ревет и не чувствует боли. Валяется в мокром насквозь белье, штаны спущены до колен, грязные пальцы прижаты к голове. Я бегу за льдом и полотенцами.

Лед примерз намертво; колочу формой о кухонную столешницу, и кубики рассыпаются по полу. Сумел подобрать четыре штуки, схватил попавшиеся под руку полотенца — и бегом наверх.

— Ну-ка, Арни.

Он с криком отшатывается:

— Нет!