«У нас в офицерском салоне не было особого праздника. Как враг речей я ещё за обедом предупредил всякие праздничные речи, ибо, согласно моей точке зрения, от нас ждут не речей, но только дел».

«У нас в офицерском салоне не было особого праздника. Как враг речей я ещё за обедом предупредил всякие праздничные речи, ибо, согласно моей точке зрения, от нас ждут не речей, но только дел».

Итог? Не все даже вышли к столу.

Третья цитата, ещё штрих к его взгляду на мир, тоже из дневника:

«Сегодня год, как у нас на борту „Зари“ был Его Величество император» [183].

«Сегодня год, как у нас на борту „Зари“ был Его Величество император» [183].

Сказанное перед экипажем, это было бы понятно как соблюдение положенной нормы, но в личной записи это уже перебор и указывает на тип мышления, далекий от принятого у тогдашней интеллигенции. Между прочим, Колчак, вспоминая проводы экспедиции в Петербурге и сетуя, что они «не были особенно торжественны», посещения «Зари» императором даже не помянул (Колчак, Русская…, с. 82).

А вот четвёртая цитата — к стилю толлева руководства:

«Как только Толль принял решение идти на остров Беннета… С этого момента начальнику экспедиции сделалось всё окружающее безразлично. Он весь ушёл в свои две байдары, две нарты и двух якутов»; «Толль не хотел больше плавать на судне, а хотел просто от него избавиться» — слова из отчёта Матисена;

«Как только Толль принял решение идти на остров Беннета… С этого момента начальнику экспедиции сделалось всё окружающее безразлично. Он весь ушёл в свои две байдары, две нарты и двух якутов»; «Толль не хотел больше плавать на судне, а хотел просто от него избавиться» — слова из отчёта Матисена;

Всё это быстро выявилось в делах экспедиции. Колчак вспоминал:

«Ненормальное положение начальника чисто морского предприятия — не моряка — выясняться начало с первых дней, и все усилия Коломейцева регламентировать и оформить эти отношения не привели ни к чему, т. к. Толль как бы избегал касаться этого вопроса».

«Ненормальное положение начальника чисто морского предприятия — не моряка — выясняться начало с первых дней, и все усилия Коломейцева регламентировать и оформить эти отношения не привели ни к чему, т. к. Толль как бы избегал касаться этого вопроса».

Добавлю несколько штрихов и от себя. Во-первых, идея бросить судно владела Толлем с самого начала экспедиции. Она возникала и у других путешественников, но никем, насколько знаю, не планировалась заранее. Во-вторых, он любил природу и само путешествие, но охотился столь яро, что другие упрекали его в бездумности; а в его рассуждениях о природе Севера видны зачатки царящего ныне расточительства (см.: Чайковский. Почему погиб…, с. 13). В-третьих, Толль во всём старался копировать знаменитых путешественников Эрика Норденшельда (Швеция) и Фритьофа Нансена (Норвегия), проплывших в тех же местах ранее на шхунах «Вега» и «Фрам». Но вряд ли это у него вышло.