«Я чувствую себя очень плохо: старый ревматизм принял у меня скверную форму и сказался на деятельности сердца — та же история, что у Вальтера».

«Я чувствую себя очень плохо: старый ревматизм принял у меня скверную форму и сказался на деятельности сердца — та же история, что у Вальтера».

Вальтер, прежде вполне здоровый, умер в 37 лет.

И, наконец, главный медицинский вопрос. Толль прежде страдал тяжёлой неврастенией с расстройством речи, о чем его биограф писал со ссылкой на академический архив, но не на фонд РПЭ [Виттенбург, с. 32]. Вставал ли вообще вопрос о годности Тол ля к руководству РПЭ, не знаю, но в этой связи желание Коломейцева четко разграничить полномочия понятно, а беспечность президента АН — отнюдь. Видимо, врачи вообще не обследовали Толля, поскольку заменить его было всё равно некем, а экспедиция государству требовалась, и срочно.

Произошло худшее: бесконтрольно распоряжаясь властью, Толль погубил себя и трёх своих спутников (Синюков прав, полагая поход на о. Беннета безнадёжным) и едва не погубил Коломейцева вместе с казаком Расторгуевым, пользуясь тем, что оба, как люди военные, не посмели нарушить приказ.

Впрочем, презрев медицину, в иных отношениях барон о себе не забывал: как мне уже случилось писать, жалованье он себе взял непомерное, буквально обобрав «нижние чины» и, особенно, «инородцев» (см. Прилож. 2). В этом, кстати, он тоже разительно отличался от своего кумира, Нансена (больше напоминая господ офицеров ВСЭ, героев жестоких времён Анны Иоанновны). Если бы он положил, как Нансен, всем жалование около тысячи рублей в год, то сэкономил бы 45 тыс. рублей и мог бы купить судно, какое нужно[186]. Но он положил себе (за подписью президента) 6 тысяч в год, что было невозможно без соответственных выплат остальным шестерым «участникам экспедиции». В таковых выплатах нужды не было:

«Я лично ни на что не рассчитывал, т. к. считал, что участие в такой экспедиции само по себе уже делает незначительными все остальные вопросы» —

«Я лично ни на что не рассчитывал, т. к. считал, что участие в такой экспедиции само по себе уже делает незначительными все остальные вопросы» —

писал Колчак[187], узнав об окладе в 3600 руб. в год; так же считали остальные «участники экспедиции». Нансен же не взял себе ничего — он, так сказать, работал за харчи[188].

Кроме того, Толль оговорил ещё себе одному сохранение жалованья по прежнему месту работы. Поэтому после гибели Толля его семье досталось более 10 тыс. рублей (жалованье на двух должностях и страховая премия), тогда как семьям погибших с ним охотников полагалось лишь по 25 рублей (невыплаченный перед их уходом остаток зарплаты), а страхования их жизней вообще проведено не было. Колчак пытался что-то из казны выбить для их вдов, записав погибшим по три года службы вместо реальных семи месяцев. Не знаю, что из этого вышло, но подозреваю, зная принципы нашего героя, что он сам заплатил вдовам, сколько мог, из своего жалованья — большого, но уже изрядно траченого на нужды похода. Подробнее см. Прилож. 2.