Вот так. Хочешь верь, хочешь нет. Но прочтём дальше.
«Наконец, мы все вечером приехали в село Казачье. На квартире стали в Якутской управе.[214] Колчак стоял особо на квартире, тоже принадлежит управе. Я пошёл к нему, у него был Толстов и эта загадочная дама. Она оказалась его невестой. Приехала из Петербурга встречать нас. Мы расспрашивали у ней новости. Она нам сказала, что в Петербурге на нашу экспедицию плохо надеялись, чтобы она достигла своей цели и благополучно вернулась обратно. Будто бы хотели нас вернуть, но мы ушли скоро за пределы человеческой жизни, так что нас не могли вернуть обратно».
«Наконец, мы все вечером приехали в село Казачье. На квартире стали в Якутской управе.[214] Колчак стоял особо на квартире, тоже принадлежит управе. Я пошёл к нему, у него был Толстов и эта загадочная дама. Она оказалась его невестой. Приехала из Петербурга встречать нас. Мы расспрашивали у ней новости. Она нам сказала, что в Петербурге на нашу экспедицию плохо надеялись, чтобы она достигла своей цели и благополучно вернулась обратно. Будто бы хотели нас вернуть, но мы ушли скоро за пределы человеческой жизни, так что нас не могли вернуть обратно».
Странно — никто об этом несуразном намерении не пишет. Читаем дальше.
«15 января приехал (в Якутск — Ю. Ч.) Колчак со своей невестой, стал в особой квартире, устроили шикарный обед, все перепились в дым. Мы в Якутске задержались».
«15 января приехал (в Якутск —
После этого невеста Бегичевым не упоминается, а затем следует стандартное:
«В Иркутске мы задержались по случаю свадьбы Колчака. Он обвенчался, я у него был шафером» (там же, с. 56).
«В Иркутске мы задержались по случаю свадьбы Колчака. Он обвенчался, я у него был шафером» (там же, с. 56).
Приведённый рассказ ошарашивает. В частности, рассказ «невесты» о «петербургских новостях» так же нелеп, как и приезд Омировой в Усть-Янск, да и не из Петербурга реальная Омирова ехала. В тексте нет не только ни одной реалии долгого и трудного во всех смыслах путешествия из Иркутска в Усть-Янск, но нет и неизбежного интереса — на чём и с кем девушка смогла добраться.
В голову приходит такая мысль: Бегичев, известный склонностью к флотским байкам (см. Прилож. 1), вероятно, диктовал свой рассказ в ходе Гражданской войны и попросту расцветил то, что писали тогда белые агитаторы (о них скажу далее, в пункте «На иркутском допросе»). Если бы при Колчаке была реальная невеста, они должны были обвенчаться в любой попутной церкви (хоть бы в усть-янской Спасской) — не может же благородная смолянка (выпускница петербургского Смольного института благородных девиц) сожительствовать внебрачно. Была церковь и в Верхоянске (её, невзрачную избушку с крестом, громко именовали Благовещенским собором), а в Якутске их было даже 12, причем времени на венчание у путников хватало, а уж якутское духовенство почло бы сие за высокую честь. И уж никак не стали бы Колчак с невестой медлить до Иркутска, до великого поста, когда венчание запрещено. Шикарное торжество можно было устроить и позже, в том же Иркутске, а Бегичев рассказал наоборот. Словом, о нелепом сюжете вроде бы можно забыть.