Увидав лейтенанта, все заулыбались, и Маковецкий пригласил его к чаю. Препаратор Кириллов, хорошо Колчаку знакомый, перенес пыхтящий самовар от печки на стол и убежал в библиотеку — снова карту Сибирского моря искать. Уволенный консерватор музея был ещё и библиотекарем, вот теперь без него никто ничего найти не может. Колчак стал пить чай, погружённый в свои мысли, и разговора не слушает. А зря, разговор примечательный.

— Что вы, Николай Емельянович, на Кириллова! Что он может, если сам Отдел за Станиловского не заступился? — мягко обратился к Маковецкому сидящий за столом вальяжный господин в круглых профессорских очках и с большой, но аккуратной тёмной бородой.

— А что я мог?! Я получил предписание генерал-губернатора, а он Покровитель Отдела.

— Как что? Дали бы депешу в Петербург, Семёнову Мы ведь его отдел, формально Пётр Петрович наш прямой начальник. Он, а не генерал Кутайсов.

— Других дел у руководителя Императорского Общества нет!

— Не скажите, Николай Емельяныч, не скажите. Семёнов даже за ссыльных всегда заступается. Или сами пошли бы к Кутайсову, объяснили бы, что никакой он не преступник, Станиловский, что он отличный работник, душа Отдела, что без его лекций пострадает просвещение иркутской молодёжи невосполнимо…

— Побойтесь Бога, какие лекции, если он под следствием? Чтобы Обществу приписали растление молодых умов? и как я пойду к их сиятельству? Он же дал понять, что вопрос решённый. Меня не вызывал, а передал через свою канцелярию: уволить. Мне осталось исполнить. Отделу могли бы неприятности быть.

— Помилуйте, какие неприятности? — изумился собеседник. — Был я у него на днях, сам, без вызова, и он меня принял. Просил я его за одного ссыльного, в больнице он, и намекнул заодно, что можно бы со ссыльными помягче, как при прошлом генерал-губернаторе было, при Пантелееве. Думаете, что, нагрубил он, выгнал? Нет-с, извиняться стал, что, мол, подневолен, исполняет циркуляр Плеве, министра.

— Что же вы сами о Станиловском не сказали? — ехидно вставил Маковецкий.

— Нельзя, Николай Емельяныч, вы сами службу лучше меня знаете. Попросишь за двоих, об одном откажет почти наверное, и вроде просьбу общественности уважил, хватит. «Всё, кто следующий, прошу». Нет, об этом вы должны просить, лично.

— Вот так прямо завтра и пойду! Когда в Якутске ссыльные бунтуют. И опять поляки там замешаны. Скажете же, Иван Иваныч, грех слушать. Да, кстати, вы же Александр Васильич, только что из Якутска. Серьёзно там? При вас ли бунт начался?

О бунте Колчак не слыхал ничего.

— Да нет, ничего серьёзного, — вставил Попов. — Заперлись ссыльные в одной избе и стреляли оттуда, требуя улучшения условий. Никого не ранили, так что, надеюсь, им просто сроки ссылки удлинят. Двадцатый век, как никак, гуманизм побеждает.