Даже те из авторов, которые никогда не покидали пределы Англии и, соответственно, никак не могли лично наблюдать поведение государей во время военных походов, тем не менее, опять-таки, ориентируясь на историографическую традицию, считали уместным вставить в тексты подходящие заметки, свидетельствующие о готовности английских королей в полной мере разделить с подданными все тяготы походной жизни. По свидетельству анонимного поэта, вместе со своими воинами Эдуард III был готов терпеть и голод, и жажду, и холод, редко спать, полностью отдавая подданным «себя, свое сердце, тело и годы»[1085]. Для англичан король был истинным защитником — «стеной, крепостью, силой без страха»[1086]. Подобные клишированные сообщения сопровождают рассказы о большинстве английских кампаний. Эти описания «достойного» поведения государей, как и речи полководцев перед сражениями, восходят к классическим текстам античных авторов. Однако, несмотря на банальность и рутинность, некоторые из топосных сцен стали неотъемлемой частью биографии монархов. Так, рассказы о том, как Генрих V «бодрствовал днем и ночью», лично проверяя все посты, наставляя и поправляя солдат[1087], перекочевывая из хроники в хронику, дошли до Шекспира и, благодаря популярности его пьес, прочно закрепились в массовом сознании.
Неудивительно, что лишенных божественной поддержки вражеских государей английские авторы изображают трусливыми и малодушными. Все их надежды на победу связаны с численным превосходством. И хотя нет такой хроники, автор которой хотя бы раз не обратил внимание на трусливое поведение венценосных врагов в бою, ни в одной из них хронист не прибегает к прямому оскорблению противников, предоставляя читателям самим делать выводы об их сущности и нраве. Политическая поэзия — совсем другой жанр: во всех английских хрониках не найдется столько бранных слов о неприятелях, сколько их употребил автор «Инвективы против Франции» в адрес Филиппа Валуа, в панике спасавшегося бегством, бросив гибнущую армию в битве при Креси. Начав с сожалений о старых временах, когда во главе французского войска были герои вроде Карла, Роланда и Оливье[1088], поэт переходит к характеристике человека «с сердцем зайца»: Благородный как
Эти строки свидетельствуют о презрении, которое поэт счел нужным выразить по отношению к полководцу, оставившему войско ради спасения собственной жизни. По мнению поэта, человек, несущий ответственность не только за себя, но и олицетворяющий королевство, не должен ставить под сомнение свою личную храбрость, поскольку в противном случае его позор ложится также не только на войско, но и на все государство: «Не стал бы ты [Филипп. —