Андрей теперь редко появлялся на людях, но все-таки пошел к Паулю Бронскому, когда тот передал, что хочет с ним встретиться. Андрея провели в какой-то подвал такими закоулками, чтобы он не запомнил дороги.

В слабом свете свечи похудевший, усталый Андрей присматривался к Паулю. Тот постарел, лицо обрюзгло, проступили синие жилки, голова слегка трясется, пальцы потемнели от табака.

Они поздоровались, как чужие.

— Незаконная скупка оружия и подпольная пресса навлекают опасность на все население гетто, — сказал Пауль, достав сигарету и зажигая ее одной рукой.

— Ну и?

— Что бы вы ни думали о нас, членах Еврейского Совета, мы стараемся сделать все, что в наших весьма скромных силах. Если вы и дальше будете развивать свою деятельность, вы только настроите против нас немцев.

— Бросьте, Пауль! Мы настроим против вас немцев! Неужели вы считаете, что смерть гуляет по улицам из-за подпольщиков? Или после двух лет этого ада сохранили еще такую наивность, что полагаете, будто опасность для населения увеличивается, если есть подполье, и уменьшается, если его нет?

— Говорил же я Прессеру, что с вами бесполезно спорить, — покачал головой Пауль. — Андрей, нет волшебного ключика, чтобы избавиться от немцев. Ваша деятельность стоит нам штрафов в миллионы злотых, а то и жизни сотен арестованных.

— А как же насчет штрафов и расстрелов до появления подполья?

— Я старался сделать все, что мог, — проворчал Пауль.

Андрею не удавалось даже накрутить себя против Пауля, чтобы почувствовать к нему ненависть. Когда-то, до войны, он восхищался изворотливостью ума своего шурина, его умением представлять все шиворот-навыворот. Теперь перед ним была лишь пустая, безжизненная оболочка прежнего человека.

”Как странно, — подумал Андрей, — скоро год, как маленький Стефан Бронский стал связным между приютом и штабом ”Общества попечителей сирот и взаимопомощи”. С каждым месяцем он расширяет участок своих вылазок. Парнишка молится на Вольфа, который его учит уходить по крышам гетто, через подвалы и проходные дворы, показывает, где можно спрятаться. Стефан так и рвется к более серьезным заданиям, даже на арийскую сторону просится, а ему еще нет и тринадцати. Как же получается, что сын стремится ходить по земле, как подобает человеку, а его родной отец ползает в грязи?”

— Андрей, думайте обо мне, что хотите, но у людей здесь только одно желание — выжить. Понимаете, Андрей, — выжить. А лучший к тому путь — Еврейский Совет. На ваш призыв взяться за оружие никто не откликнется. Ваш путь — это массовое самоубийство. А теперь послушайте, Андрей. Борис Прессер и я вели переговоры с Кенигом. Он разумный человек и умеет справляться со Шрекером. Кениг обещал, что, если нам удастся прекратить подпольную деятельность, немцы с нами договорятся о продуктовых нормах, лекарствах и о вербовке рабочей силы.