Николая совершенно не волновало то, что с трона ссадили «короля баррикад» Луи-Филиппа, которого он терпеть не мог и никогда в письмах не величал своим «августейшим братом». Однако спокойствие в соседних Турции, Австрии и Пруссии было стратегически необходимо. Поэтому Николаю и пришлось взять на себя роль «европейского жандарма». Сначала он употребил все свое влияние в Дунайских княжествах (дорожил Ункяр-Искелессийским договором), отказав молдавскому господарю в вводе российских войск для «взятия княжества под государеву руку».

Напротив, русский отряд самостоятельно перешел Прут и подавил там крестьянские выступление, наведя порядок. Параллельно русские войска вошли в Валахию и остановили резню, устроенную карателями-башибузуками. Турки послушно ретировались.

Затем Николай пообещал выдвинуть на Рейн 300-тысячную армию, если французская тенденция отправлять в отставку монархов перейдет к соседям. Мудрое решение, учитывая, что в тылу собственной «искры» ожидала лишь недавно замиренная, но не смирившаяся Польша. Блефовал, конечно, 300 тысяч под ружьем на тот момент по всей империи бы не набралось, но на господ либералов это произвело впечатление.

Генерал Зайончковский утверждал, что «в своих взглядах на образ ведения военных действий государь был большой противник разного рода нелегальных военных хитростей в виде подкупов врагов и прочих уловок, так часто допускаемых цивилизованными государствами, и отзывался «с крайним омерзением» против правительства, предпочитавшего обращаться к подкупу вместо того, чтобы рисковать на жестокое кровопролитие».

Отнюдь, Николай не был лишен доброй дипломатической подковерной борьбы. К примеру, отправляя инструкции 3 марта 1848 года графу Киселеву относительно позиции России после переворота во Франции, он наставлял: «Дорогой Киселев, после парижских событий вас все будут спрашивать, включая сюда, может быть, и господина Ламартина, что хочет и что будет делать Россия? Вы должны отвечать: она хочет мира и поддержания в Европе территориального распределения, намеченного Венским и Парижским трактатами. Она не хочет вмешиваться во внутренние дела Франции и не примет никакого участия во внутренних распрях, которые могут ее поколебать; она никаким образом не будет влиять на выбор нацией себе правительства. В этом отношении Россия будет придерживаться самого строгого нейтралитета. Но как только Франция выйдет из своих пределов или атакует одного из союзников императора, или если она будет поддерживать вне своих границ революционное движение народов против их законных государей, то император придет на помощь атакованной державе и в особенности своим более близким союзникам, Австрии и Пруссии, всеми своими силами. Такого языка вы должны держаться, и в таком духе я отвечаю представителям дипломатического корпуса, ожидая времени, когда нам можно будет публично объявить виды и намерения императора».