Нечто подобное произошло и в случае с подданными Людовика Благочестивого. Определяя национальность неизвестных им русов, обитавших в районе современной Лиепаи, они использовали для их характеристики более знакомое им имя готов, живших когда-то по соседству с ними. Правда, при этом автор «Вертинских анналов» называет русов почему-то не готами, а свеонами. Но никакого противоречия здесь нет. Выше уже говорилось, что шведскую нацию составили свей и гёты. Районом обитания свеев являлась историческая область Уппланд (с центром в Упсале) в Средней Швеции. Гёты населяли южную часть Скандинавии в районе озер Венерн и Веттерн, где до сих пор известна историческая область Гёталанд, т. е. «страна гётов». Именно из среды гётов вышли готы, которые, поселившись в Южной Прибалтике близ устья Вислы, открыли эпоху Великого переселения народов. Для нас важно отметить, что хотя различие между свеями и гётами существовало на протяжении всего Средневековья, начиная с IX в. название «свей» становится собирательным, тогда как название «гёты» остается чисто географическим. Наиболее показателен в этом плане пример жившего в XI в. Адама Бременского, который использует термин «свей» то как наименование отдельного народа, то как общее название жителей Швеции, включая гётов. Таким образом, видим, что, хотя «Вертинские анналы» и именуют русов свеонами, это отнюдь не означает того, что они действительно являлись шведами.

Поскольку исследователям так и не удалось найти в Швеции следов пребывания русов, шведскую версию происхождения руси сменила знаменитая норманнская или варяжская теория, утверждавшая, что русь являлась выходцами из Скандинавии. Источником для нее послужило указание «Сказания о призвании варягов», читающееся в «Повести временных лет»: «И идоша за море къ варягомъ, к руси. Сице бо ся зваху тьи варязи русь, яко се друзии зъвутся свие, друзии же урмане, анъгляне, друзии гъте, тако и си»[302]. Тем самым, согласно автору Начальной летописи, русь в этническом плане оказывается частью варягов – именно так на Руси называли викингов. Не противоречит этому и Новгородская первая летопись, отразившая предшествующий «Повести временных лет» Начальный свод конца XI в.: «Идоша за море к варягомъ и ркоша: „земля наша велика и обилна, а наряда у нас нету; да пойдете к намъ княжить и владеть нами“»[303].

Норманнской теории придерживались Н.М. Карамзин и почти все крупные русские историки XIX в. При этом споры вокруг нее зачастую принимали идеологический характер в разрезе вопроса о том, могли ли славяне самостоятельно создать государство. В середине XX в. «норманизм» отвергался в СССР на государственном уровне, однако позднее отдельные отечественные исследователи, идя вслед за западной историографией, которая в своем большинстве и поныне рассматривает норманнскую теорию в качестве основной, вернулись к умеренной норманнской теории, раскрывающей важную роль скандинавских торговых дружин в процессе развития общества восточнославянских и финских народов, когда призванные князь и дружина являлись надплеменной нейтральной силой, не связанной с племенными традициями. При этом зачастую воспроизводятся ошибочные аргументы, уже давно отвергнутые исследователями.