Б л о к. Разве плохо?

С е р е ж а. Но ведь и это символ! Так и вижу мимолетные встречи Данте с Беатриче! Ее скользнувший взгляд, через миг обретающий значение вечности! А ты говоришь об этом так же просто, как говоришь, что сажал деревья.

Б л о к (удивлен). Просто?

С е р е ж а. Для нас, для посвященных, — потрясающе просто.

Б л о к. А я вот никак не могу прийти в себя.

С е р е ж а. Ну, еще бы! Ведь только по контрасту с реальностью могла появиться Она. Потоки света заливают небо! Какая тут свадьба, не свадьба это, а мистерия! Пробьет вещий час, и мы подкатим к Шахматову на тройке с бубенцами и повезем тебя в старую церковь. Ну, скажем, в Тараканово. Там церковка, помнишь, екатерининских времен. А оттуда — в Боблово, где за зубчатой полоской леса Ее дом… Гряде жених!..

Б л о к. Да будет тебе…

С е р е ж а (обнимает его). Э, нет, нет!

Я буду у тебя шафером! Жаль, что Боря не сможет быть. Боря Бугаев — телесно, Андрей Белый — духовно. Впрочем, нет, духовно он будет с нами. И ты встретишься с ним, когда уже будешь вместе с Любой. Приедешь в Москву, и все московские «аргонавты» сомкнутся вокруг тебя…

Уходят.

Появляется  А н д р е й  Б е л ы й. Стихи он читает танцуя. Он эксцентричен, но изображать его надо очень осторожно, потому что это не кривлянье, не клоунство — он искренен в своем сомнамбулическом вдохновении. По слову Марины Цветаевой, он «странный, изящный, изысканный, птичий…».

Б е л ы й.