Мы с мамой завтракаем, когда в столовую врывается раскрасневшаяся Ингрид, на ходу завязывая фартук.

– Извиняюсь за опоздание, фрау Хайнрих, – хриплым голосом говорит она. – Сначала автобус задержали, потом, пока мы ехали через город, нас останавливали на каждом шагу. Я даже позавтракать не успела, – продолжает она с улыбкой; щеки у нее горят румянцем, прическа, обычно гладкая, растрепалась. – Слава богу, я не каждый день так езжу. Все-таки лучше, когда живешь там же, где и работаешь.

Мама приглашает ее позавтракать с нами: в отсутствие папы она часто так делает.

– Ой, вот спасибочки! – Ингрид накладывает себе на тарелку еды из блюд, которые выставила на буфете Берта, и садится за стол.

Самой Берты с утра нигде не видно. Зато Ингрид, по-прежнему румяная, веселится за двоих. Ее глаза то и дело перебегают с меня на маму и обратно, голос срывается от возбуждения.

– Слышали, что тут было прошлой ночью? – спрашивает она и, не дожидаясь ответа, продолжает: – В автобусе только об этом и разговоров. По Голису собрали всех жидов – мужиков, баб ихних, ребятишек, всех – и привели сюда, к зоопарку, а там согнали со ступенек прямо в реку! Подумать только, в ноябре, ночью! – Переведя дух, она откусывает кусок хлеба с маслом и жует, энергично работая челюстями и плотно сжав губы. – Так вот, загнали их, значит, как стадо, прямо в воду и несколько часов не выпускали!

– Господи! – восклицает мама и наливает себе еще кофе, давит в пепельнице окурок сигареты и тут же закуривает следующую.

– Люди говорят, мол, так им и надо, по заслугам за их грязные делишки. – Ингрид откусывает еще кусок бутерброда и переводит взгляд на меня.

– А что потом? – спрашивает мама.

– Понятное дело, тряслись, как овечьи хвосты, от холода. Баб с детьми отпустили. Мужиков, говорят, забрали в лагерь. Вы только подумайте! Собрать такую толпу людей и – в воду! Кому только в голову такое пришло, а?

– В самом деле, – бормочет мама, встает, подходит к приемнику, поворачивает рычажок.

Столовая наполняется треском радиоэфира.

– А еще я слышала, – с заговорщицким видом обращается ко мне Ингрид, – что всех, кто им помогает или сочувствует, ловят и тоже отправляют в лагеря! Представляете, фройляйн Герта?

– Я…

На мое счастье, громкий голос из радиоприемника заглушает все прочие звуки в столовой.

– …Терпение германского народа истощилось. События прошлой ночи не были ни организованы, ни подготовлены. Выступления во всех городах Германии происходили спонтанно. Инициаторами волны насилия были сами евреи. Но они просчитались. Германский народ долго терпел, но в конце концов ответил им со всей силой накопившейся ярости. И этот просчет дорого обойдется самим евреям. Они заплатят за все причиненные ими убытки. Всего им придется раскошелиться на миллиард марок. Еще шесть миллиардов страховки за разграбленные магазины, сожженные синагоги и дома выплатят страховые компании, но ни гроша из этих денег не осядет в карманах преступников. Двадцать тысяч из них арестованы и останутся в заключении до тех пор, пока не обдумают свое поведение как следует.