Светлый фон
в ночное время эти могилы осквернялись местным населением, а позднее, после передислокации войск, могилы (и это все предчувствовали) осквернялись еще и днем».

Ну такое вот некультурное народонаселение на враждебном русском пространстве, вы же сами видите, какие скоты, майн фюрер…

А наш герой вообще не воюет. Он просто ездит, смотрит на березки, тополя и кукурузные поля. Он даже не командует солдатами. Эдакий созерцатель-турист на опасной прогулке. Однажды даже вмятину от русской пули на своей бронетехнике пальцем пощупал – для впечатлений, наверное.

Волею судеб и авторским повелением к нему в подчиненные попадает его близкий друг Ханс, и они продолжают турпрограмму вместе, на досуге почитывая письма от проказницы Эрнестины, которая решает не выделять никого из них и пишет им на один адрес со словами «Мальчики, привет!». В письмах, чтобы морально поддержать воюющих мальчиков, она рассказывает, как доктор Аймтербоймер ставил ей пломбу и снова щупал за грудь. Попутно она доктора жалеет – ведь у того недавно умерла жена…

Несчастного Ханса эти эротические письма так вдохновляют, что он вызывает своего лейтенанта на откровенный разговор и заявляет:

«– Знаешь, я понял, что не против того, чтобы жить втроем».

«– Знаешь, я понял, что не против того, чтобы жить втроем»

Теперь перед отбоем друзьям есть чем заняться.

«Ханс выводил Ральфа за палатку и шепотом делился с ним подробностями их будущей жизни. Ханс был не против того, чтобы всем спать в одной постели (несложно ведь заказать такую постель?) и заниматься с Эрнестиной любовью по очереди».

Ханс выводил Ральфа за палатку и шепотом делился с ним подробностями их будущей жизни. Ханс был не против того, чтобы всем спать в одной постели (несложно ведь заказать такую постель?) и заниматься с Эрнестиной любовью по очереди».

Высокие, высокие отношения. Не чета приземленным иванам, которые только и мечтают, как бы подневольного немецкого солдата убить поскорее, на могилку ему кучку отложить и бегом домой, к своей маньке или клавке… Если та, конечно, дома, а не убита, изнасилована или угнана в рабство всякими нежелающими воевать немецкими художниками и свингерами…

Но не судьба – очередная производственная травма перечеркивает все романтичные послевоенные планы приятелей-фашистов насчет МЖМ. У Ханса то ли спина затекает, то ли мысли об Эрнестине и сластолюбивом докторе Аймтербоймере в голову стукнули – но он распрямляется в окопе во весь рост и моментально изволит смертельно раниться.

Далее начинается свистопляска и повесть стремительно скатывается в треш и безумие, причем это не творческая задумка автора, а его неразборчивость в выборе материала.