– Я отвезу вас домой, – сказал он.

– У меня нет денег на рикшу.

– У меня есть.

– Мне не нужны твои деньги, – отрезала я и тут же пожалела о своей грубости. – Ноги есть – дойду.

– У меня тоже есть ноги. Дойдем вместе.

Многие годы Малик был мне помощником и другом. Я не сразу его заметила; некоторое время он бродил за мной по Джайпуру. А потом я обратила внимание на чумазого босого мальчишку, который не сводил с меня внимательных ясных глаз. Я решила выждать: в конце концов он отважится подойти. И Малик приблизился, предложил донести мои судки; говорил он вежливо и с достоинством, неожиданным для такого тощего сопляка. Я протянула ему судки – вот как сейчас.

Я не заслуживаю его преданности, как не заслуживаю и Лалиного сочувствия.

– Тетя босс.

– Я больше тебе не босс.

– Вы всегда будете моим боссом, – непринужденно улыбнулся Малик. – Потому что вы умнее королевского повара. – Он чуть обогнал меня и пошел спиной вперед, чтобы видеть мое лицо. – Я сказал ему, что куплю у патанов[62] самые сладкие сырые кешью – лучше тех, которые он кладет в карри из молодого барашка – причем дешевле, чем он платит сейчас. А этот дурак отказался. И знаете почему?

Я промолчала.

– Не желает якшаться с мусульманами – разумеется, я не в счет! То ли дело вы. Уж вы бы не упустили выгоду.

Я остановилась.

– Раз я такая умная, почему у меня за душой ни гроша?

– Арре! Это я виноват! Пока вы были в Шимле, нахвастал кулфи-валле про ваши мехенди. – Малик сплюнул. – Так он выкрасил волосы хной, а всем сказал, что это сделали вы! И теперь весь Джайпур думает, что вы прикасались к его поганой голове.

Так вот почему портниха и зеленщик при виде меня переходят на другую сторону улицы. А дуд-валла перестал приносить молоко. Когда я пришла к нему домой – уточнить, не забыл ли он обо мне, – он ответил, что не возьмет деньги у той, кто опозорила свою касту. И теперь я каждый день ходила в лавку в двадцати минутах от дома, пряча лицо за паллу и стараясь не привлекать к себе внимания, точно преступница.