Этот камень поставлен в память о славном Сибби, сыне Фулдара, и его дружине, поставлен на…

Этот камень поставлен в память о славном Сибби, сыне

Фулдара, и его дружине, поставлен на…

Кроме упоминания товарищества и братства (не связанного с кровным родством) надписи такого рода часто подчеркнуто обозначают место живущих в социальных отношениях с их повелителем, причем независимо от того, жив он (в таком случае надпись служит демонстрацией верности) или умер (тогда, воздавая почести своему вождю, люди исполняют свои клятвы). Нечто подобное находим на другом знаменитом руническом камне из Скане в Сьёрупе:

Сакси поставил этот камень в память о Тофи, сыне Асбьёрна, своем товарище. Он не побежал под Уппсалой, но продолжал биться до тех пор, пока мог держать оружие.

Сакси поставил этот камень в память о Тофи, сыне Асбьёрна, своем товарище. Он не побежал под Уппсалой, но продолжал биться до тех пор, пока мог держать оружие.

Слово «товарищ» здесь обозначает, скорее всего, корабельного товарища. Случай употребления похожего слова встречается на камне из Орхуса (Дания), вероятно поставленном в честь человека, погибшего в битве при Свольдре в 999 году. Заключительные слова надписи превращают ее в один из самых выразительных в своей лаконичности памятников эпохи викингов:

Гунульф, Огот, Аслак и Хрольф поставили этот камень в память о Фуле, своем товарище по оружию. Он встретил смерть… в битве королей.

Гунульф, Огот, Аслак и Хрольф поставили этот камень в память о Фуле, своем товарище по оружию. Он встретил смерть… в битве королей.

Тема воинского братства издавна фигурирует в исследованиях, посвященных эпохе викингов. В сагах (со всеми обычными оговорками) есть некоторые упоминания о существовании подобных братств, в том числе довольно мрачный рассказ о целой воинской общине, предположительно обосновавшейся в X веке в Йомсборге близ Волина на территории современной Польши. Как мы видели, в надписях на рунических камнях тоже встречаются мотивы товарищества и братства по оружию, но, хотя они вполне убедительны, их недостаточно, чтобы сделать однозначные твердые выводы. Впрочем, у нас есть явные археологические подтверждения символической значимости образа мужчины как умелого воина, культура (практически культ) украшения оружия и боевого снаряжения, а также поэзия и мифология, воспевающие и легитимизирующие проявления насилия.

Углубленному изучению этой темы долгое время мешал тот нездоровый энтузиазм, который проявляли к подобным военизированным «тайным обществам» нацисты (и их современные преемники) в рамках своего общего увлечения викингами. С политической точки зрения эти взгляды скомпрометированы наихудшим образом, абсолютно лишены фактической связи с прошлым и могут представлять опасность — но мы не можем допустить, чтобы они помешали нам разобраться, каким в действительности было военное дело в эпоху викингов.