Слегка задыхаясь, это было свойственно ей, когда она волновалась, то и дело отхлебывая воду из стакана, она бросала собравшимся яростные слова:

— Как же это так? Кто бы мог представить себе, что такое может быть? Что о нас о всех могут думать больные, те самые, которых мы лечим, выхаживаем, которые нам верят, уважают нас?..

Внезапно голос ее прервался, маленькие, ожесточенно горевшие глаза налились слезами. Слезы катились по ее щекам, она не вытирала их, повторяя все время:

— Как же так можно? Кто бы мог подумать?

— Понимаешь, бабушка, — в тот же вечер рассказывала Алевтина бабушке. — Ее словно бы заклинило, она только одно это и твердила: «Как же так? Что о нас подумают наши больные?»

— Справедливо твердила, — сказала бабушка. — Я сама, если хочешь, поражена и не скрываю этого: как же так можно, в самом деле, врач, целитель человеческий, и вдруг нате вам самый обыкновенный взяточник, мздоимец!

— Да, мздоимец, иначе не назовешь, — повторила Алевтина.

— Он член партии? — спросила бабушка.

— Даже член партбюро нашего отделения.

— Час от часу не легче. — Бабушкина энергичная ладонь легко пристукнула по колену. — Член партбюро, надо же так? Гнать его надобно — и в три шеи, немедленно, не давая никаких поблажек, ни одной-единой…

— Жена Ткаченко к нашему Виктору Сергеевичу приходила, — сказала Алевтина.

Все, что произошло между Вершиловым и женой Ткаченко, она узнала от Зои Ярославны. Зоя Ярославна не стала таиться ни от кого: выйдя из кабинета Вершилова, тут же рассказала всем о том, как приходила жена Ткаченко, как просила Вершилова принять ее мужа обратно в больницу и как, уже решив не щадить Вареникова, высказалась в достаточной мере откровенно и нелицеприятно.

Бабушка не могла слушать спокойно, вскакивала со стула, шагала по комнате, снова садилась и опять вскакивала.

— Да успокойся же ты, — сказала наконец Алевтина. — Его уволили, дело о нем передано в суд, там, говорят, выделено отдельно все, что касается его, послезавтра партийное собрание, на котором его, наверно, исключат из партии.

— Наверно, — возмущенно повторила бабушка, — она еще сомневается…

Бабушка до того разволновалась, что Алевтине пришлось заставить ее принять две таблетки тазепама и тридцать капель валокордина. Но все кончается на земле. Кончился запас бабушкиного негодования, она успокоилась, снова стала привычно уравновешенной; Алевтина спросила:

— Хочешь посмотреть фильм? Сегодня по телевизору, говорят, интересный фильм.

— Можно, — согласилась бабушка. — А ты с кем хочешь смотреть? Если с родителями, я не обижусь…