У бабушки в комнате стоял свой телевизор, правда черно-белый, а у родителей, на их половине, недавно появился красавец цветной финского производства: по словам всезнающей Вики, трубка в нем рассчитана по меньшей мере лет на сто, а то и на все полтораста.

— С тобой, — ответила Алевтина.

Фильм был созданием двух звезд современного кинематографа: знаменитого сценариста, автора множества сценариев, и не менее знаменитого режиссера, увенчанного всеми, какие только существуют, премиями и наградами.

И актеры в нем играли сплошь народные, заслуженные, в достаточной мере популярные.

Сюжет фильма был посвящен военным годам, когда на фронте шли бои, а в тылу, где-то в глубине России, возник завод, на котором выпускались танки для фронта.

Кадры сменяли друг друга: хорошенькая актриса, одетая в ватник, ловко подогнанный к ее фигуре, косынка на современно подстриженных лохмах, нахмурив хорошо выщипанные бровки, обтачивала на станке какой-то длинный, похожий на нож брусок. Другая актриса, известная еще в годы немого кино, кричала в цехе натруженным, хриплым голосом: «Ребята, помните, это заказ фронта…»

Навстречу ей шагал парторг завода. Его роль исполнял актер, которого очень любила мама Алевтины.

Когда-то это был тоненький молодой человек, игравший обычно простаков, попадающих постоянно впросак, над ним все смеются, но все его все равно искренне любят. Теперь он постарел, погрузнел, одетый в гимнастерку полувоенного образца, без погон, он разговаривал нарочито хриплым голосом, все больше в повелительной форме:

— А ну, нажать! Не подводить! Вытяни!

Должно быть, по его мнению, парторг завода во время войны мог изъясняться только таким образом.

Заводские сцены перемежались фронтовыми. На экране возникали советские воины, все как один на диво привлекательные, располагающие к себе, все как один гладко выбритые, то и дело бросавшиеся в атаки, с налета побеждавшие врагов, которые, в отличие от них, выглядели истинными монстрами и чудовищами.

Знаменитый режиссер явно перестарался: во время рукопашного боя один боевой офицер прошелся колесом, другой, смертельно раненный, прежде чем умереть, прочитал длиннющие стихи с начала до конца, а потом уже довольно картинно опустился на землю. Все время за сценой звучали тамтамы, перебиваемые синкопической, оглушительно гремевшей музыкой.

— Боже мой, — сказала бабушка. — Как же так можно? Ведь все это чистейшей воды вранье, самоделка, которую сварганили какие-то ловкачи, наверное отроду не знавшие войны, зато вдосталь применившие всякого рода трюки, дешевую музыку и все такое прочее. Как не совестно только?